во вред другим. В эпидейктической речи он приведет пример, каким должен быть идеальный герой. В судебной речи он покажет, как честолюбивые люди добиваются справедливости не только для себя. В совещательной речи он даст определение честолюбия и покажет, что без честолюбивых людей политическая жизнь станет слишком мелочной и корыстной.

Аристотель подробно разбирает, как восхвалять добродетели человека или как давать советы в государствах с разной формой правления – с монархом ты всегда говоришь иначе, чем с народным собранием. Но Аристотель также сообщает, что между тремя видами красноречия нет стен: так, эпидейктическое и совещательное красноречие могут равно взывать к моральному одобрению. Различие только в том, что эпидейктическое красноречие говорит о должном, дает картину того, как все должно быть, а совещательное – о сущем, как все существует прямо здесь и как мы можем все улучшить прямо сейчас. Как только мы переключаемся от должного к сущему, мы переключаемся от эпидейктического красноречия к совещательному.

Современная корпоративная риторика часто не различает сущее и должное. Например, высказывание «наша фирма лучше всех» включает в себя и самоописание, и норму, что сейчас обычно называют «философией фирмы». Или «мы верны традициям» – это и самоописание некоторых особенностей работы фирмы, и рекламное заявление, которое должно улучшить репутацию фирмы, это некоторое должное, это требование, обращенное к работникам фирмы. Тогда как Аристотель строго различал сущее и должное:

Похвала и совет сходны по своему виду, потому что то, что при подавании совета может служить поучением, то самое делается похвалой, раз изменен способ выражения: раз мы знаем как мы должны поступать и какими мы должны быть, нам нужно, чтобы произнести это в виде совета, лишь изменить и затем переставить выражения, например: «следует гордиться не тем, что нам даровано судьбой, но тем, что приобретено нами самими». Выраженное в такой форме это положение имеет силу похвалы: «он гордился не тем, что было даровано ему судьбой, а тем, что приобретено им самим». Так что, когда ты хочешь хвалить, посмотри, что бы ты мог посоветовать, а когда хочешь дать совет, посмотри, чтобы ты мог похвалить.

Преувеличение свойственно всем трем видам красноречия, и в этом Аристотель согласен с Исократом, хотя сразу же упрекает предшественника в некоторой нечестности – Исократ не выступал в суде сам, а боролся только за политическое влияние. Но преувеличивать – это общий театральный прием риторики, декорирование ситуации, позволяющее удерживать фокус внимания. Это не фантазия, не ложь, а скорее улучшение оптических условий понимания ситуации:

Если ты не находишь, что сказать о человеке самом по себе, сравни его с другими, как это делал Исократ вследствие непривычки говорить в суде. Следует сравнивать человека с людьми знаменитыми, потому что если он окажется лучше людей, достойных уважения, его достоинства от этого выиграют. Преувеличение по справедливости употребляется при похвалах, потому что похвала имеет дело с понятием превосходства, а превосходство принадлежит к числу вещей прекрасных, потому если нельзя сравнивать человека с знаменитыми людьми, следует сопоставлять его вообще с другими людьми, потому что превосходство служит признаком добродетели.

Как мы видим, все три вида красноречия должны взять в фокус добродетель, и для этого годится даже такой грубый прием, как преувеличение. Этот прием больше всего подходит эпидейктическому красноречию, в котором надо создать яркую картину мира. В совещательных речах нужны примеры, потому что они сразу же мобилизуют на действие и позволяют организовать публику для некоего полезного в будущем действия. Трудно объяснить, зачем нужно что-либо делать, если слушатели не видят результата. А вот как раз примеры показывают, что результат сегодняшних действий принесет счастье в будущем.

Наконец, в судебных выступлениях требуются энтимемы, опирающиеся на общее знание и общее суждение. Ведь учесть все обстоятельства невозможно, что-то забыто или не записано, но зато есть общее знание о характерах, обстоятельствах, страстях, мотивах – все, что учитывается и в современном суде. Только оратор не должен ограничиваться какой-то одной энтимемой, в духе «кому выгодно» (главный подозреваемый – лицо, получившее выгоду от совершившегося преступления), а учитывать разные энтимемы, например, что люди часто руководствуются не только выгодой, но и местью:

Вообще из приемов, одинаково принадлежащих всем [трем] родам речей, преувеличение всего более подходит к речам эпидейктическим, потому что здесь оратор имеет дело с деяниями, признанными за неоспоримый факт; ему остается только облечь их величием и красотой. Что же касается примеров, то они наиболее подходят к речам совещательным, потому что мы произносим суждения о будущем, делая предположения на основании прошедшего. Энтимемы, напротив, [наиболее пригодны] для речей судебных, потому что прошедшее, вследствие своей неясности, особенно требует указания причины и доказательства.

В конце концов, правильно построенная риторическая речь создает не иллюзию, как думал Исократ, а новую систему социальных отношений. Например, люди начинают больше ценить славу, институт репутации лучше работает, и обязанности между людьми распределяются эффективнее. Люди, слыша обращенную к ним хорошо построенную речь, начинают больше уважать себя:

Почет и добрая слава принадлежат к числу наиболее приятных вещей, потому что каждый воображает, что он именно таков, каков бывает человек хороший, и тем более в том случае, когда [почести и похвала] воздаются со стороны лиц, которых мы считаем правдивыми. В этом случае люди нам близкие значат более, чем люди нам далекие, и люди коротко знакомые и наши сограждане больше, чем люди нам чужие, и наши современники больше, чем наши потомки, и разумные больше, чем неразумные, и многие больше, чем немногие, потому что есть более основания считать правдивыми перечисленных нами людей, чем людей им противоположных. Раз человек с пренебрежением относится к какой-нибудь категории существ (как, например, он относится к детям или животным), он не придает никакого значения почестям со стороны их и доброй славе среди них, по крайней мере, ради самой этой славы, а если он и придает этим вещам значение, то ради чего-нибудь другого.

Итак, честь не сводится к приятности, к удовольствию, к каким-либо радующим образам. Например, если тебя радуют кошки или собаки, это не значит, что они добавляют тебе чести. Для Аристотеля честь относится к гражданской, политической жизни, где нужно делать решительный нравственный выбор, – животные к политической жизни не способны.

Риторика, согласно Аристотелю, создает те социальные формы, которые позволяют разоблачить ловких жуликов, демагогов, шарлатанов. Все эти люди пользуются попустительством друзей и общей неустроенностью государства. Тогда как риторика требует от людей рассуждать обо всем ответственно, обращать внимание на мелочи и не давать вводить себя