Целомудренно приобнимаю ее за талию и, слегка наклонившись к уху, наслаждаюсь ее сбившимся дыханием:

— Златовласка, я бы все равно не позволил тебе заплатить меня. Расслабься. Голубые глаза смотрят на меня почти гневно:

— Мы договорились…

— Мне кажется, мы с тобой существуем в параллельных мирах, Ева, которым суждено было пересечься хотя бы для того, чтобы чтобы ты узнала, что это в порядке вещей, когда мужчина платит за женщину.

И тут Ева удивляет. Хмурит брови и незамедлительно изрекает маленьким пухлым ртом:

— В порядке вещей, когда мужчина платит за свою женщину. А ты, Ник, не мой мужчина.

Ох. А у Орихиме есть зубки.(Орихиме — девушка- аниме с большой грудью, персонаж из манги Блич — прим, автора)

Меня этим, разумеется, не смутить. Поэтому я сжимаю тонкий изгиб ее талии чуточку сильнее и подмигиваю:

— Это ненадолго, златовласка.

Избегаю соблазна насладиться видом ее горящих щек и отодвигаю для нее стул. Пока официант услужливо раскладывает перед нами меню, считаю нужным на корню осечь попытки златовласки заказать воду и плошку варенного риса.

— Предупреждаю, Ева, если ты не выберешь как минимум два блюда и десерт, тебе придется сильно попотеть, чтобы получить положительный балл у меня на экзамене.

Двусмысленно как-то прозвучало, но это даже и к лучшему. В конце концов, я все равно не собирался скрывать своих грязных намерений на счет нее.

— Мне кажется, это называется злоупотреблять служебным положением, Ник, — слышится из-за меню, и будь я проклят, если не слышу, как Ева улыбается.

Она называет заказ, к моему удовлетворению, включающему салат, стейк и апельсиновую панакоту. По крайней мере, в еде эта девушка себе не отказывает.

— Ну так как, Ева, тебе нравится учиться? — спрашиваю, когда официант уходит.

Ева незаметно поправляет выбившуюся бретельку черного бюстгальтера и вздыхает:

— Экономика — это не совсем мое. Если бы меня спросили, чем бы я хотела заниматься, наверное, я выбрала медицину.

— Так почему пошла на экономический?

— Так захотела мама. — явно нехотя признается она, водя ногтем, покрытым бесцветным лаком по белизне скатерти. — Она считает, что экономисты всегда будут востребованы.

Мать, плюющая на интересы дочери, отмечаю про себя. Тяжелый случай.

— Во сколько ты вышла замуж? — продолжаю собирать анамнез.

— Для чего ты спрашиваешь? — вскидывается Ева. — Я словно на допросе.

— Пытаюсь понять кое-что. Так во сколько?

— В восемнадцать, — отвечает тихо, и по тому как она прячет глаза, я получаю заблаговременный ответ на свой следующий вопрос:

— Мама так захотела?

Ева молчит, а когда за столом появляется официант, едва ли не выхватывает бокал вина у него из рук.

Решаю больше не давить на нее, потому что все интересующие ответы уже получил, и остаток вечера развлекаю ее рассказами о том, как я попал на Уолл Стрит и о своей последней поездке в Латинскую Америку.

То ли от вина, то ли от непринужденного разговора, Ева выглядит расслабленной и довольной: она много улыбается и заразительно смеется, когда я рассказываю как в Мексике на меня напала толпа оголтелых фанаток Ника Бейтмана, решив, что он

— это я. Пожалуй, я давно не чувствовал себя так комфортно наедине с женщиной.

— Мне нужно ехать домой, — с явным сожалением говорит Ева, бросая взгляд на часы. — Джейк, наверное, меня потерял.

Значит, ее увальня зовут Джейк. Даже имя у него идиотское.

— Что ты ему сказала? — спрашиваю, когда мы подходим к машине.

— Сказала, что встречаюсь со своим преподавателем, чтобы обсудить кое-что по учебе.

Я смотрю в ее голубые глаза и знаю, что она не врет. Именно так она ему и сказала. И он ее просто так отпустил. Нет, этот Джейк точно дебил.

Когда мы подъезжаем к тому месту, где я ее забрал, я успеваю выйти из машины прежде, чем Ева сбежит. А она собирается это сделать. Я вижу это по тому, как она всю дорогу поглядывает на дверную ручку, словно собирается совершить трюк с выпадением.

— Спасибо за ужин. — Ева опускает глаза, но я пальцем тяну ее подбородок вверх. Она сопротивляется, но в конце концов встречается со мной взглядом.

— Я привык быть честным в своих намерениях с женщинами, и тебе врать не буду. Ты мне нравишься, Ева. Я хочу заняться с тобой сексом. Твое семейное положение меня не волнует, потому что твой оргазм на автомобильном сидении такси сказал мне все, о чем мне нужно знать. Я свободен, если тебя это беспокоит, и я не собираюсь уводить тебя у мужа.

Чувствую ее сбившееся дыхание на своей шее и не удерживаюсь от того, чтобы наклониться и вдохнуть порцию ее запаха.

— У тебя есть мой номер телефона, — заправляю ее выбившийся из прически локон за ухо. — Позвони мне, и я затрахаю тебя так, что ты имя своей мамы забудешь.

С губ Евы срывается что-то очень напоминающее возбужденный стон, и становится причиной того, почему я отступаю от своего первоначального целомудренного плана на вечер: обхватываю ее затылок и окунаюсь во влажную упругость ее губ. Пусть и не сразу, Ева отвечает на поцелуй, на долю секунды так сильно прижимаясь ко мне своим соблазнительным телом, что я снова теряю контроль… Кладу руку на ее упругую задницу и с силой сжимаю.

И снова это ее развратное «Боже», превращающее член в бейсбольную биту.

— Мне нужно идти, — лепечет Ева, упираясь мне в грудь кулачками. — И я не позвоню.

Громко стуча по асфальту каблуками, Ева сбегает от меня в темноту. Одергиваю разбухшую ширинку и трогаю нижнюю губу, хранящую ее вкус. Она позвонит.

Ева

— Слушай, это все чушь собачья, — убежденно говорит Джен, пока мы стоим в очереди за кофе. — Ну не может двадцатишестилетний мужчина не хотеть секса. Может, ты дома в бигудях и спортивном костюме ходишь?

— Похоже, что я хожу в бигудях? — тычу в свой прямой, собранный на затылке хвост. — И спортивных костюмов я не ношу.

— Не знаю, Ева. Ты ведь вполне симпатичная, и муж у тебя здоровый. Я с Эриком прожила два года, и каждое утро просыпалась с его головой между ног. Советую тебе обновить бельевой гардероб и быть решительнее. Устрой ему романтический вечер со свечами и мидиями. Сделай минет, в конце концов.

При слове «минет» голоса вокруг нас стихают, и я прошу Дженнифер говорить тише. Не знаю, для чего я поделилась с ней своими переживаниями. Наверное, думала, станет легче. Может быть, даже ждала, что Джен скажет, что у нее были похожие проблемы и длительное затишье в сексуальной жизни — в порядке вещей. Но не тут то было. На душе становится только паршивее от осознания того, что я по-прежнему белая ворона в страстно сношающейся стае моих сверстников, и что Джен считает, что причина во мне.