– Ура, – раздалось с той стороны, – папка пришел!

Без всяких вопросов дверь распахнулась, на пороге возникладевочка с горлом, завязанным шарфом.

– А что ты принес больному, страдающему ребенку, – завелаона, но потом, увидев, что у входа стоит вовсе не отец, ойкнула: – Вы к кому?

– Мама дома?

Девчонка повернулась, но крикнуть не успела, потому что изглубин квартиры появилась молодая полная женщина, вытирающая руки о фартук.

– Что-то ты рано, – говорила она, приближаясь ко мне, –котлеты не поджарились.

– Это не папа! – сообщил ребенок расстроенным голосом.

– Уже вижу, – ответила мать и спросила: – Ищете кого?

– Простите, – осторожно спросила я, – Дарья ИвановнаВасильева вам кто?

– О боже, – закатила глаза тетка, – пять раз уже объясняла:никто! Не живет здесь такая! А вы не поверили и приехали! Ну что, милициибольше делать нечего!

– Я не из милиции…

– А откуда?

– Заведую книжным магазином…

Женщина две минуты послушала мои сбивчивые объяснения ирешительно прервала их:

– Аня, иди в кровать.

– Ну мамочка, – заныла девица, сгорающая от любопытства, –почему?

– У тебя ангина, ступай, ступай, а то позвоню сейчас отцу наработу, и никаких подарков тебе не будет.

Тяжело вздохнув, дочь повиновалась.

– А ну идите сюда, – велела хозяйка, – на кухню. Вас какзовут?

– Даша.

– Очень приятно, Тоня.

Впихнув меня в тесное, заставленное шкафчиками пространство,Антонина попросила:

– Сделайте милость, расскажите поподробней, что это заидиотская история?

– А в милиции вам что сообщили?

Тоня сердито загремела чайником.

– Разве от ментов правды добьешься? Сначала один позвонил,потом другой, затем наша паспортистка из жэка. Знаете, очень неприятновыяснить, что на твоей законной жилплощади еще кто-то прописан.

Я попыталась связно изложить события, а потом предположила:

– Может, эта Дарья тут раньше жила?

– Это невозможно, – ответила Тоня, – этот дом – один изпервых московских кооперативов, построили его в сорок восьмом году длясотрудников закрытого НИИ. Мой отец был директором предприятия.

– Что же вы получили квартиру на первом этаже? – невольноляпнула я.

– Так люди какие были, – всплеснула руками Антонина, – не точто нынешние начальники, норовят себе побольше откусить. Папа считал стыднымвзять себе лучшее, вот почему мы на первом этаже оказались. Уж мама его пилила,пилила. Ну да это не интересно. Въехали родители сюда в сорок восьмом, меня ещеи в помине не было. Поселились вчетвером: отец, мать и две бабушки – теща сосвекровью.

Я вздохнула. Представляю, каково пришлось несчастномудиректору завода. Коктейль из двух престарелых родственниц, причем каждаянебось считала себя самой больной, это будет похуже домашних крокодилов.

– Потом, – продолжала Тоня, – родилась моя сестра Нина,следом я. Никаких Васильевых тут в помине не существовало. Папа и мама былиРощины, одна бабушка, соответственно, тоже Рощина, другая Миловидова. Сестра,когда замуж вышла, стала Некрасовой, а я Каблуковой. Тут только мы былипрописаны, никого другого. Жилплощадь никогда не меняли. Родители умерли,сестра к мужу перебралась, у них дом в пригороде. А тут нас трое осталось. Я,Анька и Сергей, мой муж. Представляете, как неприятно!

– А паспортистка что говорит?

– Так ничего, – завозмущалась Тоня, – она тут сорок летработает, всех знает прям наизусть. Нормальная тетка, честная. Когда онапозвонила, я на нее налетела с воплем, а та в рыдания кинулась.

Поняв, в чем ее обвиняют, несчастная паспортистка велелаТоне:

– Иди немедленно в домоуправление.

Разгневанная до предела Каблукова понеслась прямо в домашнихтапках, благо бежать было недалеко, в соседнюю дверь.

Увидав красную от злости Тоню, паспортистка вновь залиласьслезами и показала ей документы. В бумагах царил полнейший порядок, никакойДарьи Ивановны Васильевой там и духа не было.

– Нет, ты смотри внимательно, – рыдала пожилая женщина, –мне глупые слухи в доме не нужны.

– Ладно, – поморщилась слегка успокоившаяся Тоня, – хватитсырость разводить.

В Ложкино я прибыла около одиннадцати и мигом кинуласьзвонить Витьке. Но у него дома трубку не снимали. Я набрала рабочий номер.

– Ремизов! – рявкнули из трубки.

– Витенька, – завела я, – этот труп, то есть женщина, нуДарья Ивановна, она с фальшивой пропиской и…

– Откуда ты знаешь? – сердито прервал меня Витька.

– Ездила сегодня туда!

– Вот что, дорогуша, – взвизгнул он, – заруби себе на носу,я не Дегтярев!

– Знаю, – слегка растерявшись, ответила я, – вы совершеннонепохожи. Александр Михайлович толстый, ты тощий, полковник лысый, а у тебякудри.

– Главное наше отличие в другом, – перебил мои речи Ремизов.– Дегтяревым ты вертишь, как хочешь. Он с тобой ничего поделать не может, а сомной подобный номер не пройдет, ясненько?

– Но…

– Имей в виду, – несся дальше на струе злобы Витька, – ятебя к расследованию на пушечный выстрел не подпущу! От вас, мадам, однинеприятности!

– Но…

– И Женьку строго-настрого предупрежу, что тебе запрещеночто-либо рассказывать, и Тане, знаю, знаю, ты щенка ей от Хуча подарила, итеперь наша секретарша за тебя горой. Все! Торгуй книгами! Хотя лучше бы тыпросто сидела дома и читала детективы! Меньше неприятностей всем! Не успела наработу выйти, и готово – жмурика обнаружила!

– Витя…

– Отвяжись, – рявкнул Ремизов, – дел полно! Мне за зарплатуработать надо, не то что некоторым, которые не знают, куда доллары девать, и отскуки везде лезут.