Мать кружила вокруг Сары Сусанне и настаивала, чтобы она надела камею, хранившуюся в семье для подобных случаев. Ханна же считала, что слишком толстая игла камеи испортит шелк.

— Что ж, будем хранить ее и никогда никому не показывать, — вздохнула мать. — Деточка моя, ты сегодня прелестна, — прибавила она и приложила к глазам платок.

Брошь все-таки прикололи, и Ханна пожала плечами. Длинная семейная фата давно уже перестала быть белой и напоминала старый документ, извлеченный из купеческого сундука. По обычаю ее венчал миртовый венок. Мать постаралась и опустошила все цветочные горшки, что стояли у них дома. Венок, к которому изнутри была прикреплена фата, никак не хотел держаться на голове.

— Прикрепите его получше, — попросила Сара Сусанне. Она позволила надеть на себя платье и расправить складки. Позволила расчесать себе волосы, завить и заплести косы. Позволила натянуть на себя три нижние юбки. Позволила им смеяться, не принимая участия в их веселье. Когда ей сказали, что она может встать, она встала. Когда попросили сесть, она снова села.

Юханнес произнес "да" не заикаясь. Впрочем, "да" — короткое слово. Это многим пришло в голову, пока молодые стояли перед алтарем. Молодожены и их родные приплыли в церковь на парусном судне. На нем развевался флаг, оно было украшено ветками можжевельника и фонариками и шло первым. За ним следовала армада больших и малых карбасов и лодок — всех, какие были на плаву. У мостков и причалов на Офферсёе сразу стало тесно.

Один парень так рвался посмотреть на последний фейерверк, что упал в воду. На то, чтобы вытащить из ледяной воды стучащего зубами бедолагу, ушло время. Под крики и смех его отправили прямиком в поварню, чтобы он там оттаял. Тем временем дым от фейерверка развеялся. А сороки и вороны на заснеженных рябинах и под навесом крыши успели успокоиться.

Юханнес повторил доставку невесты домой точно как в первый раз. Он поднял ее на руки и покружил, словно хотел показать всем гостям. Потом прижал к себе и пошел к дому, не отрывая глаз от заснеженной дороги. Ее занесло, пока они были в церкви. Из-за суеты и неразберихи работник не успел расчистить дорогу. Однако большие ступни Юханнеса служили ему снегоступами, он, как будто вброд, шел по глубокому снегу, доходившему ему до края ботфорт.

— Отпусти меня, — прошептала Сара Сусанне, поняв по его дыханию, что ему трудно идти.

Но Юханнес не обратил внимания на ее слова. Он только потерся подстриженной бородой о ее щеку и засмеялся. Низким, переливчатым смехом, который, наверное, прятал где-то в себе. Долго прятал.

За ними, как утиный выводок, тянулись гости. Сара Сусанне видела их через его плечо. Они были какие-то ненастоящие. Чужие. Словно из какого-то рассказа. Они смеялись. Гоготали. Квохтали. Женщины, приподняв юбки и повизгивая, пробирались по снегу в одних туфельках. Одна из них крикнула, что тоже хочет, чтобы ее понесли на руках. Ты не невеста, ответили ей. И все засмеялись.

После обеда, который был подан в столовой и в двух гостиных, гостей охватило неудержимое веселье, их голоса звучали как гул рассерженных пчел. Наконец столы убрали, Юханнес пригласил невесту, и начались танцы. Против ожидания, он двигался осторожно, хотя жених и невеста не успели заранее поупражняться в этом искусстве. Он даже отстранял Сару Сусанне от себя, чтобы случайно не наступить ей на ногу. Она вдруг поняла, что он все время думал только о том, как этого избежать. И ей стало страшно от того, что отныне у них с Юханнесом нет никого, кроме друг друга. Очевидно, среди толпы гостей он чувствовал себя таким же одиноким, как и она.

Но вообще-то Саре Сусанне свадьба понравилась. Новое платье. Заботливая помощь сестер, хлопотавших над ее прической, пуговицами и кнопками. Хихиканье и смех. Тайны. Она даже не вспомнила, что это ее последний день в качестве невесты. Как можно быть такой глупой?

Сразу после полуночи, когда служанки начали менять свечи в подсвечниках и заново заправлять лампы, Юханнес наклонился к ней и незаметно показал на потолок:

— Ппппошшшли нннавверх!

Конец. Она знала, что рано или поздно наступит конец. И когда Юханнес встал и подал ей руку, она приняла ее и последовала за ним. Словно он пригласил ее на последний танец.

— Разве мы не должны попрощаться с гостями? — пробормотала она.

Он отрицательно помотал головой и закрыл дверь, отделявшую гостиную от прихожей.

Они поднялись по лестнице. Лампа в коридоре на втором этаже сильно чадила. Сара Сусанне остановилась и подкрутила фитиль, Юханнес стоял и ждал ее. Потом осторожно обнял и повел в ту комнату, в которой они должны были спать.

Свадебная ночь Сары Сусанне зимой 1862 года была снежная и темная, звезд не было. Луна с трудом проглядывала в разрывах туч. Зато она светила прямо в их окно. Юханнес быстро осушил последнюю рюмку, которая сделала его храбрым, но не особенно внимательным. На комоде горела лампа, других он зажигать не стал. Полумрак избавлял новобрачных от созерцания деталей.

Сара Сусанне ломала голову, не зная, как сказать ему, что она только сейчас обнаружила, что у нее начались месячные. И ничего не могла придумать. Она пошарила в своем сундуке, но выпрямилась, так ничего и не достав из него. С растерянным выражением лица она застыла посреди комнаты. Он быстро с улыбкой взглянул на нее, потом обхватил обеими руками стекло лампы и задул огонь. И Сара Сусанне, словно боясь, что он передумает и снова зажжет лампу, начала срывать с себя одежду. Согнувшись и теряя равновесие. Сначала туфли и чулки. Потом незаметно стянула с себя вязаные прокладки и до поры до времени засунула их под ковер. По звукам и движениям его тени она поняла, что он снял жилет. В темноте забелела его рубашка.

Платье оказалось ловушкой. Тюрьмой. Сара Сусанне чуть не расплакалась. Тонким, чужим голосом она попросила Юханнеса помочь ей, и он рванулся к ней, словно речь шла о ее жизни. После долгих безрезультатных усилий он зажег свечу, стоявшую на тумбочке. Но и тогда далеко не сразу справился со всеми крючками и кнопками на спине платья.

— Какой дурак придумал, чтобы одежду было так трудно снимать? — пробормотал он.

Она не выдержала и засмеялась. Он тоже, в конце концов они смеялись уже вместе. Как будто с трудом опустили в могилу причинявший хлопоты труп. Им сделалось легко. Почти весело. Сара Сусанне подумала, что если бы все не было так сложно, он мог бы быть ее братом. Они бы могли вместе смеяться. Ведь теперь у нее больше нет Арнольдуса.

Через щели в полу до них доносились смех и голоса гостей. Половицы и ступени скрипели, словно все живое прислушивалось и хотело знать, что происходит у них в спальне. На лестнице раздался низкий голос брата Иакова. По нему было слышно, что Иаков не отказывал себе в пунше.

— Куда, к черту, подевались молодые? Сара Сусанне! Юханнес! Ложиться еще рано!

Кто-то на него шикнул и утащил обратно в гостиную.

Сара Сусанне услышала смех Ханны. Подумала, что и ей тоже пришлось пройти через это. И о сестре Марен, которая на мгновение обняла ее по дороге из церкви. Но смеха Марен она не слышала. Марен вообще редко смеялась.