Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Экое варварство, – произнеслаЕлизавета, поморщившись, однако ни словом не обмолвилась о том, что и батюшкаее Петр Алексеевич указом своим предписывал обыскивать всех заподозренных вжелании играть в карты, «и у кого карты вынут, бить кнутом».
Впрочем, понятно, почему она помалкивала. Еслидед готов был вообще все имеющее отношение к картам загубить, то батюшка дурноотносился только к азартным играм, которые доводили людей до умопомрачения. Самон отдал дань картежничеству, частенько поигрывал до самой смерти, только ведьобщеизвестно: что дозволено Юпитеру, не дозволено быку. Сам Петр Алексеевичлюбил эту пословицу с назидательным видом повторять по-латыни: «Quod licetlovi, non licet bovi». При этом он и не думал запрещать карточные игры, которыене просто кошелек облегчали, а помогали время коротать, а также с любопытствомсмотрел на раскладывание пасьянсов: самому-то для таких тонких забав вечновремени не хватало. А вот Елисавет как пристрастилась к гаданию с легкой,вернее, нелегкой руки Анны Крамер, горничной давно почивший в бозе царевныНатальи Алексеевны, племянницы своей, так и не могла от этого отвязаться. Уимператрицы была такая привычка – бросить все дела и кинуться вдруг к заветнойколоде, воздев глаза к небу, прошептать:
– Карты всеведущие, жезлы, булавы, монеты,кубки, что сейчас такой-то (король жезлов, паж монет, император, дьявол, смертьet cetera) делает и думает ли он обо мне, даме кубков?
И в зависимости от того, какие две картывыпадали рядом с искомым персонажем, которому на сей миг было присвоено имяАлексея или Кирилла Разумовских, Ивана Шувалова, Алексея Шубина или еще кого-тоиз нынешних или прежних царицыных «кавалеров», Елизавета гневалась илирадовалась.
Само собой, ничего более глупого, чемприходить в ярость или плакать от счастья в зависимости от того, какие именнораскрашенные картинки нечаянно выпали, не видел белый свет. Однако вот такиеони загадочные создания – женщины, и царица ли пред вами, сенная ли девка –разницы, по существу, никакой нет. Все они существа досужие, склонные не толькок праздномыслию, но и к измышлению несуществующих страданий... как будто того,что им ежедневно подсудобливает судьба, мало! Причем охота страдать припадаетим в самый неподходящий для сего миг.
Вот так произошло и теперь. Не завершиводевания, Елизавета вдруг замерла и задумчиво покосилась на малый комодик,сплошь отделанный розовым перламутром.
Анна Карловна Воронцова встрепенулась. В этосамое время она увидела, как шевельнулась дверь императрицына покоя и в проемемелькнуло лицо вице-канцлера Михаила Илларионовича Воронцова, ее, стало быть,Анны Карловны, богоданного супруга. Она знала, что у мужа к императрице былосрочное и неотложное дело, однако туалет государыни нынче непомернозатянулся...
Анна Карловна послала мужу предостерегающийвзгляд, и он понятливо исчез. Елизавета тоже поглядела на дверь.
– Что это сквозит? – спросиланедовольно. – Кто там рвется, кому так не терпится? Почудилось мне ильвице-канцлер за дверью мелькает?
– Правда твоя, матушка, – отозваласьХлоп-Баба Головина, – и вице-канцлер там, и самый канцлер тоже – оба-два.
Анна Карловна чуть не ахнула от изумления: какэто удалось Мавре Егоровне, ни разу не оглянувшись, различить не только МихаилаИлларионовича, чуть видного в щелочку, но и вовсе не заметного отсюда канцлераАлексея Петровича Бестужева-Рюмина?
Елизавета усмехнулась:
– Ишь ты! И не перегрызли же глотку другдругу, а?
Головина и Шувалова захохотали. Анне Карловнетоже пришлось состроить на лице улыбку. О взаимной и очень острой неприязнивышеназванных господ было известно всем. Мало сказать, что они соперничали заблагосклонность императрицы! Воронцов, ее стариннейший друг, некогдакамер-юнкер при дворе царевны Елисаветки, снабжал ее деньгами, которые черпализ кармана своего брата Романа, женатого на баснословно богатой купчихе, а вночь переворота шел в Зимний с нею рядом. То есть Елизавета была к Воронцовублагосклонна всегда, хотя и не находила в нем того блеска ума и техдипломатических талантов, которыми обладал Бестужев-Рюмин. Однако в ту пору дванаправления внешней политики разделяли государственных людей в России. Однижелали союза России с Пруссией и Англией, другие склонялись к коалиции сФранцией и Австрией против Пруссии. Бестужев придерживался первого направления,Воронцов горой стоял за второе. И каждый беспрестанно пытался перетянутьимператрицу на свою сторону. И степень старания каждого зависела от количествауплаченных им денег...
Елизавета любила говорить, что русскийчиновник для нее куда любезнее немца. Однако те наивные люди, которые думали,что Россией после низложения немцев, прикормленных прежними властительницами:Бирона, Миниха, Остермана и Лёвенвольде, – будут управлять исключительнорусские министры, ошибались. То есть русскими-то они были русскими и фамилииносили звучные, древние, прославленные: Бестужев-Рюмин, Воронцов, Олсуфьев,Волков, – однако все эти министры фактически находились на содержании иностранныхдворов или, по крайности, получали разнообразные подношения – не в меньшихразмерах, чем свергнутые ими немцы.
Алексей Петрович Бестужев-Рюмин, которыйкичился своей неподкупностью и умел заставить поверить в нее, сваливая грехи сбольной головы на здоровую (к примеру, он убедил императрицу, что ее лекарьЛесток получает пенсион от Франции, что являлось чистой правдой, и от Пруссии,что не имело под собой никаких оснований), за активную поддержку Англии (Россияпообещала предоставить в ее распоряжение армию в 55 тысяч человек) и подписаниесоюзного договора с этой страной получил десять тысяч фунтов стерлингов,Олсуфьев – полторы тысячи дукатов, и еще ему был обещан пенсион. Это – поверхтой сотни тысяч фунтов стерлингов, которую ежегодно обещала Англия платитьРоссии. Вот именно – обещала... К тому же Бестужев клянчил у английского короляеще и годичный пенсион в две с половиной тысячи фунтов и обязывался работать впользу «владычицы морей». Посол Англии в России сэр Уильям Гембори писал вСент-Джеймский дворец: «Надобно дать ему, так как он чистосердечно служит впользу нашего короля»».
Впрочем, глядя на замкнутого, надменного инеприступного Бестужева, никто этого и заподозрить не мог!