В отличие от Бестужева, Воронцов не делалвида, будто он святее папы римского. С чуточку смущенным выражением своегокрасивого, смуглого лица он смирялся перед слабостями человеческой натуры! Ещев 1746 году, когда Бестужев прибрал к рукам всю политику России, свалив иЛестока, и Шетарди и на время отставив Воронцова, оный взял отпуск и объехалвсю Европу. Побывал Михаил Илларионович и в Париже, удивив сей город халатом,подбитым пухом из сибирских гусей, а заодно свел знакомство с некоторымиминистрами французского двора. Когда мадам Помпадур великодушно взяла на себяуправление владениями Людовика XV, она разузнала о профранцузских настроенияхрусского вице-канцлера и прониклась к нему симпатией. Задумав меблироватьзаново свой дом, она продала старую мебель королю – с немалой для себя выгодой,а Людовик, по наущению фаворитки, отправил сию обстановку в Петербург – графуВоронцову. Обставлено сие было как дар от мадам Помпадур, и Воронцов теперьчувствовал себя весьма обязанным герцогине и всячески стремился обратить взорыЕлизаветы в сторону Франции. Однако Бестужев постоянно стоял на его пути! Какправило, Воронцов, столкнувшись в приемной императрицы со своим недругом (инедругом Франции), надувался, как мышь на крупу, и уходил пожаловаться фаворитуЕлизаветы, камергеру Ивану Шувалову, который тоже обожал все французское.

Однако если тот обладал достаточной властьюнад сердцем (а еще большей – над телом!) государыни, то никак не мог влиять наее легкомысленную голову (Бестужев достиг полной власти в России вовсе непотому, что императрица его любила или находила удовольствие в беседах с ним,нет! – а потому, что в одночасье снимал с Елизаветы все бремягосударственных забот, давая возможность не касаться никаких дел). Поэтомувнушить Елизавете мысль о том, что надобно принимать сторону Франции, ИванШувалов никак не мог.

Между тем граф Воронцов, понукаемыйфранцузским посланником и собственным чувством долга (у него были свои понятияо чести!), чуть не рыдал, пытаясь добиться серьезного разговора с подругойюношеских лет. Однако понимал, что необходимы какие-то весьма серьезные доводыв пользу русско-французского союза: более серьезные, чем даже государственнаянеобходимость!

И вот сегодня такой довод у Воронцовапоявился. Как и человек, который этот довод представит. Именно потому графМихаил Илларионович выплясывал у императрицыной двери, дрожа от нетерпения, иедва сдерживался, чтобы не поглядывать на настороженного Бестужевапокровительственно и даже с насмешкой. Прежние приезжие из Франциизадерживались по приказу канцлера еще на границе, а единственный прорвавшийся вПетербург агент по имени Мейссонье де Валькруассан был отправлен вШлиссельбург. Но этому агенту, который прибыл нынче... этому, вернее, этойдолжно повезти! Вице-канцлер чуял победу!

Впрочем, Воронцов знал, что к императрицеможно прорваться для серьезного разговора не прежде, чем она посоветуется опрошлом и будущем с окружающими ее образами святых – это может длитьсячасами! – и, уж конечно, не прежде, чем ее зеркало удостоверит, что нетникого прекраснее в мире, нежели императрица Елизавета Петровна. Это былаотчасти правда... Французский посланник маркиз Брейтейль доносил своему двору:«Нельзя лучше чувствовать себя и соединять в ее возрасте более свежий цвет сжизнью, созданной для того, чтобы его лишиться; обыкновенно она ужинает вдва-три часа ночи и ложится спать в семь часов утра. Впрочем, эта свежестьдостигается с каждым днем все с большим трудом. Четырех, пяти часов времени ивсего русского искусства едва достаточно ежедневно для того, чтобы придать еелицу желаемую обольстительность!»

– Ваше величество, не пора ли принятьгосподина вице... – заикнулась тем временем Анна Карловна, чуябеспокойство, которое донимало ее мужа, однако взор Елизаветы вновь мечтательнозатуманился.

– А скажи, Маврушка, – обратилась она кШуваловой, – знаешь ли ты, что мне сегодня снилось?

– Откуда же мне знать, матушка? – пожалата плечами, тоже косясь в сторону двери. Штука в том, что и Мавра ЕгоровнаШувалова была весьма заинтересована в скорейшей встрече императрицы сВоронцовым. А почему? Да потому, что ее муж, Петр Шувалов, тоже стремился крусско-французскому альянсу. Он добивался откупа на табачную монополию ирассчитывал, что именно Франция станет его рынком сбыта... – Да что б тебени снилось – сон ушел и быльем порос.

– А все же мне иной раз интересно, что онтакое поделывает? – по-девичьи жеманно хихикнула Елизавета и, отбросив таки оставшийся незатянутым корсет, направилась прямиком к заветному розовомукомодику.

– Кто, матушка? – удивилась МавраШувалова.

– Как кто?! – раздраженно дернулаплечиком Елизавета. – Тот, кого я нынче во сне видела!

Три придворные дамы озадаченно переглянулись.Как ни хорошо знали они свою госпожу, прихотливость течения ее мыслей частенькоставила их в тупик. Произошло это и теперь.

Ну что ж, они так же хорошо знали, что, покаимператрица забавой карточной не натешится, бессмысленно ее прерывать. А потомус видом покорности и терпения обступили Елизавету, которая с проворствомзаписной гадалки перетасовала колоду и, произнеся скороговоркою:

– Карты всеведущие, жезлы, булавы, монеты,кубки, что сейчас паж кубков Никита поделывает и тоскует ли он обо мне, дамекубков Елисавет? – принялась осторожно вынимать карты.

Меж дамами воцарилось некотороезамешательство. Хоть убей, они никак не могли вспомнить, кто такой есть пажкубков Никита и отчего он должен тосковать о даме кубков Елисавет?.. Однакочерез миг злоехидная Хлоп– Баба, обладавшая более живой памятью, фыркнула изначительно покосилась на Мавру Шувалову. Воронцова тоже не скрыла едкуюулыбочку. А Шувалова вспыхнула огнем, потому что значение насмешек ей тожестало понятно... ну да, судьба этого «пажа кубков» в свое время наизнанкувывернулась именно благодаря ее мужу и деверю, братьям Шуваловым!

– Батюшки! – воскликнула в это мгновениеЕлизавета. – Да вы только поглядите, дамы!

Дамы поглядели. Императрицы держала в руке трикарты и негодующе ими взмахивала, так что различить их значения удалось невдруг. Наконец они обнаружили, что паж кубков находится в окружении королябулав и пажа монет.

– Это что же значит такое?! – растеряннопробормотала Елизавета.

– Да то и значит! – злорадно хихикнулаМавра Егоровна, мигом почувствовав себя просто отлично. – Не верила ты,что он таковский, а ведь вот... сама видишь! Никаких дам при нем. Два мужика!Нет, даже три! – И она выдвинула из-за пажа кубков прилипшую к нему картупажа жезлов, а потом с победным видом посмотрела на Хлоп-Бабу и Воронцову, какесли бы в том, что паж кубков находился в обществе карт с явным мужскимзначением, была некая особая доблесть и даже ее заслуга.