— Держу пари, ваши подданные праздновали отмену закона всю ночь.

— Не стоит недооценивать людей этого острова, дорогуша, — сказал он, начиная сердиться на ее легкомысленное отношение. — На Агоне нет диктатуры. Члены семьи Каллиакис остаются руководителями острова с согласия нашего народа. Наши люди будут отмечать юбилейную гала-вечеринку моего деда с таким же энтузиазмом, как если бы это была вечеринка их собственных дедов.

На ее бледных щеках выступил румянец, она сглотнула:

— Я не хотела оскорбить вашу семью, месье.

Он наклонил голову, принимая ее извинения:

— Но вы ее оскорбили.

— Разве? — Ее зеленые глаза сверкнули. — Я хотела оскорбить лично вас.

— Если бы дворцовое подземелье не превратили в туристический аттракцион, я бы бросил вас туда.

— И поэтому я рада, что оскорбила вас. Вы шантажом заставили меня приехать сюда, вы угрожаете моей карьере и карьере моих друзей, и вы заставили меня подписать контракт, согласно которому меня ждут штрафные санкции, если я не сыграю на вечеринке для вашего деда. Вы обещали немедленно распустить Национальный оркестр Парижа. Поэтому я буду с удовольствием пользоваться любой возможностью, чтобы оскорбить вас.

Он вытянул перед собой длинные ноги и провел пальцами по волосам:

— Вот мне интересно, почему женщина, которая боится выступать на публике, не боится проявлять ко мне неуважение. Я вас совсем не пугаю?

Через секунду она ответила:

— Ну, вы умеете запугивать.

— Это не ответ.

— Единственное, что меня пугает, это мысль о том, как я буду стоять на сцене во время гала-вечеринки, — солгала Амалия. Но она скорее будет стоять на сцене голой, чем признается, что боится Талоса.

— Тогда я предлагаю вам начать разучивание пьесы. — Он поднялся на ноги, выражение его лица стало непроницаемым. — Я зайду за вами в семь вечера, и вы поделитесь со мной своими впечатлениями о ней.

— А для чего вы за мной зайдете?

— Сегодня у вас первый сеанс преодоления страха перед сценой.

— Верно.

Она прикусила губу. Как ни странно, она догадывалась, что Талос привезет к ней армию психотерапевтов. Именно этим занималась ее мать, когда Амалия приезжала к ней после развода родителей. Колетт Бартез не желала, чтобы ее дочь фотографировали во время ее визитов к психоаналитику в клинику.

— Наденьте что-нибудь спортивное.

— Спортивное? — безучастно спросила она.

— Я отведу вас в свой спортклуб.

Она потерла рукой бровь.

— Я не понимаю. Зачем встречаться с психоаналитиком в спортклубе.

— Я не говорил о психоаналитике.

— Говорили.

— Нет, певчая птичка. Я сказал, что помогу вам преодолеть страх перед сценой.

— Я не думала, что вы имели это в виду буквально. — Впервые в жизни она была по-настоящему ошеломлена. — Вы собираетесь сами лечить меня?

Он, не улыбаясь, смотрел на нее сверху вниз:

— Вам уже оказывали профессиональную помощь?

— Моя мать нанимала для меня всех психоаналитиков, которых могла найти во Франции и Англии.

— И ни один из них вам не помог. — Это было утверждение, а не вопрос. — У вас огромная сила воли. Я научу вас бороться с нервозностью и победить ее.

— Но…

— В семь часов. Будьте готовы.

Талос непринужденно зашагал прочь. Слишком непринужденно. Амалия пришла в ярость. Недолго думая, она схватила недоеденное яблоко и швырнула им в Талоса. Яблоко попало ему в затылок.

Талос медленно повернулся, затем присел, чтобы поднять с пола «снаряд», быстро осмотрел его, а потом уставился на Амалию. Даже с расстояния она увидела угрозу в его глазах.

Амалия судорожно сглотнула. С растущим ужасом она наблюдала, как Талос направляется в ее сторону.

— Вы должны быть осторожнее, певчая птичка. Любой другой мужчина на моем месте сочтет метание яблока брачным ритуалом.

В его глубоком, резком голосе слышалась игривость, которая напугала Амалию еще сильнее.

Ее сердце билось так громко, что она была уверена, будто он слышит его стук.

Талос стоял к ней так близко, что она видела щетинки на его сильном подбородке, заметила, как он раздул ноздри, обратила внимание на шрам на его брови. Она против воли подняла руку, словно хотела прикоснуться к его лицу…

Талос наклонился и прошептал ей прямо в ухо:

— По-моему, я вас все-таки напугал. Но не так, как я пугаю других людей.

С этим загадочным комментарием он выпрямился, кивнул ей на прощание и ушел на свою виллу.

Только тогда, когда он отошел от нее на несколько метров, Амалия сумела перевести дыхание и немного расслабиться.

Хотя белый топ с длинными рукавами и темно-синие легинсы Амалии выглядели совсем не по-спортивному, Талос не сказал ей об этом. Но он многозначительно уставился на ее холщовые туфли на плоской подошве.

— У вас нет кроссовок? — спросил он.

— Нет.

Он фыркнул.

— На самом деле я не занимаюсь спортом, — призналась она.

— Вы им займетесь в следующие тридцать дней.

— Я считаю спорт скучным.

— Это потому, что вы не умеете тренироваться.

Это походило на спор с деревяшкой. Но деревяшка не вызвала бы такую немедленную реакцию Амалии.

Талос был в темно-серых спортивных штанах, которые облегали его длинные, мускулистые ноги, и черной футболке, обтягивающей широкую грудь. Щетина на его подбородке была гуще.

При одном взгляде на него у Амалии участилось сердцебиение.

Он повел ее к своей спортивной черной машине, которая сверкала даже в ранних сумерках. Усевшись на сиденье, она почувствовала запах кожи. Как только Талос расположился за рулем, она почувствовала себя хрупкой, словно была сделана из фарфора, а не из плоти и крови.

Отмахнувшись от этой странной мысли, она сцепила пальцы в замок и взмолилась, чтобы их поездка была короткой.

— Как вам пьеса? — спросил он после нескольких минут молчания.

— Она красивая.

— Вы уверены, что сумеете исполнить ее через месяц?

— На разучивание пьес такой сложности у меня обычно уходят месяцы. Поэтому вам выгоднее нанять более профессионального скрипача, чем я.

Он помолчал, а потом насмешливо произнес:

— Вы никогда не сдаетесь, да?

— Я не понимаю, что вы имеете в виду.

— О, я думаю, вы меня поняли. Я напоминаю вам, дорогуша, что вы подписали контракт.