что случилось ночью, стало уже частью истории и больше не могло причинить вреда. Осталось только легкое воспоминание о том, как он чуть не разменял свою жизнь по глупости. Летом в Питере всегда полно историй.

***

– Расскажу, если мы перейдем на ты, Наташа, – ответил Никита, – Все-таки нам предстоит какое-то время оставаться попутчиками в этом, я бы сказал, неформальном путешествии. И фамильярности нам ни к чему.

– Хорошо, я не против.

– Отлично. Питер – это очень атмосферное место, населенное своеобразными людьми. В этом городе стоит быть осторожными и внимательным, чтобы случайно не влипнуть в историю. Когда ты маленький, весь мир сжат до пространства в несколько дворов и маршрутов. Кажется, что везде и всюду также, как дома.

Большие дома, большие люди, занятые своими делами и не обращающие внимания на мелюзгу. Но для меня мир стал расширяться довольно рано. Когда мне было семь лет страны, в которой я родился, окончательно не стало. Я видел ее осколки, похожие на крупные льдины, плывущие по темной Неве по весне.

В тот год я получил целый много новых возможностей. Я был предоставлен сам себе. Гулял там, где хотел. Занимался тем, чем хотел заниматься. Я стал маленьким оборванным мальчиком, затерянным на серых и темных улицах города. Но я был не одинок. Среди старых облупившихся и закопченных домов то время бродило много потерянных взрослых и детей.

На башенке дома, стоявшего через дорогу от Василеостровской, кто-то налепил огромное фото девушки в белом одеянии, державшей в руках египетские символы власти – посох и анкх. Это была секта Марии-девы-Христос, новое религиозное течение. Мария безучастно взирала на пьянки и драки, толпы беспризорников и безработных, горящие ларьки и самоорганизованные барахолки простирающиеся под ее ногами.

У метро сладко пахло пышками. Неподалеку работала будка с пивом, к которой всегда стояла очередь. Прямо в фойе метро работали игровые автоматы для спускания денег, люди повсеместно пили и были пьяны. Тут же торговали моментальными лотереями. А неподалеку, в ларьке, можно было купить серьезные детские вещи, вроде жвачек с наклейками или шоколадок.

И все это на фоне каменных особняков и дворцов, лепнины и роскоши. С тех пор город сильно изменился. Он приукрасился, приободрился. Стал одним из самых посещаемых городов мира. С улиц убрали беспризорников, бездомных, жуликов и сумасшедших. Отремонтировали и отмыли грязные фасады домов, а где не смогли отмыть, там закрыли их полотнами, изображающими красивые фасады.

Но внутри, за этими полотнами, остался гнилой скелет. И легкий аромат тления все еще пронизывает город. Питер может быть ярким, зеленым и солнечным, но лишь иногда и по чуть-чуть. В остальное время здесь царят темнота и холод. Я не люблю Питер, да и он меня, кажется, тоже.

– Тогда зачем ты туда едешь?

– По личному делу. Я еду к матери, которая, кажется, сошла с ума.

– Почему ты так решил?

– Это очень долгая история, сейчас я не готов о ней говорить.

– Тебе и не придется, – сказал невесть откуда взявшийся бородатый провожатый, – Я обо всем договорился, пойдем.

– С кем договорился? – не понял Никита.

– Пойдем, сейчас сам все увидишь.

***

Так не сумевшие любить встречают осень – кутаясь в пальто, в кафе скрываясь.

Корицей свои раны присыпают, глаза в кофейной гуще утопив.

Читают книжные романы, глядят в окно.

И первый снег как белый порошок. Дым сигаретный, сахар над абсентом.

Ночь так темна, хоть выколи глаза.

Как будто дикий джаз поможет им забыть. Уснуть и видеть сны.

Своей печалью до краев полны, глаза пустые над кофейной гущей.

ГЛАВА IV. У воды

Отца не было. Мать все время проводила на работе и не смогла отпроситься даже на похороны собственной матери. Нянечка в детском саду – это очень ответственный пост, покидать который нельзя.

Никита не помнил, когда мать начала приносить домой еду из детского сада. Скорее всего, после смерти бабушки. Бабушка бы такого не допустила. Бабушка была доброй, настоящей, живой и любящей матерью для своих детей и внуков. С ней прошли первые годы Никитиной жизни.

Но бабушка умерла от рака. Умирала долго – два или три года. Состояние бабушки постепенно ухудшалось, а лечение помогало все меньше. В последний год она уже не вставала.

Весной бабушка последний раз выходила на прогулку с Никитой и дедушкой. Тот раз остался в памяти у Никиты как случай, когда незнакомый человек впервые его ударил. Ударил сильно, неожиданно и со спины.

Дедушка пошел смотреть книги, которые продавались со скамьи во дворе. Бабушка была в инвалидной коляске, а в авоське у нее за спиной был мячик, с которым и хотел поиграть Никита. Но когда он полез за мячиком в глазах у него потемнело. Случайный прохожий принял Никиту за вора и огрел его своей тростью по голове. Были слезы, крики, выяснение отношений, а потом бабушка сказала, что больше гулять не пойдет.

С тех пор бабушка уже не выходила на улицу. Она умирала. Умирала постепенно и долго, мучаясь от боли. Когда ноябрьский ветер свистел в трубах и крышах, бабушка всегда говорила: «Питерские покойники воют». Получить морфин для обезболивания в то время было очень сложно. Бабушка угасала и вместе с ней угасал дед. Последнее время бабушка уже не могла вставать. Запахи ароматной выпечки и котлет окончательно сменились в доме на запахи болезни и лекарств.

Дни тянулись за днями, пока однажды вечером, лежа в своей кровати, которая была прямо за стенкой от бабушкиной, Никита не понял – бабушка умерла. Чувство чего-то страшного поглотило его. За стеной остывала бабушка, а он понимал, что потерял единственного человека, которого любил. Человека, который любил его. Никита отчетливо понял, что теперь все будет иначе. Он впервые испытал чувство потери и одиночества. В тот вечер Никита по-настоящему плакал в первый раз.

После похорон у него остались только дедушка и мать. Никита жил с мамой в одной комнате. Длинной, маленькой и узкой, с одним окном, затянутым куском грязно-желтой ткани, которая раньше служила чехлом для матраса.

мать спала на тахте, доставшейся им после развода Никитиного дяди. Никита спал в детской кроватке с высокими бортами. мать не ходила в туалет, она писала в специальную банку. Она просила Никиту отвернуться и он слышал, как тугая струя маминой мочи бьется о стенки банки, создавая ни на что не похожее журчание.

Никита спрашивал мать, зачем она писает в банку и почему не ходит в туалет. Мать сказала, что не хочет беспокоить