— Понимаю! — Стив помолчал мгновение. — А третий?

— Третий едет сейчас рядом с отцом. Кто знает, может быть, старик опасается потерять и его тоже…

— Не разговаривать! — не оборачиваясь, повелительно крикнул Гаай и воины послушно умолкли.

Последующие несколько часов небольшой отряд продвигался вперёд без особых неожиданностей и приключений. Страшный Чёрный лес выглядел в этой своей части вполне миролюбиво и даже в чём-то привлекательно. Он ещё более поредел, всё чаще то справа, то слева от дороги виднелись небольшие прогалины, встречались, время от времени, и довольно внушительные разрывы сплошного лесного массива. Всё это вместе взятое настраивало Стива на оптимистический лад. Возможно, что Гэл ошибся в своих расчётах, и они действительно приближаются к лесной окраине, а дальше пойдут уже более обжитые и, главное, более безопасные места.

А к вечеру, когда и предводители, и рядовые воины начали уже подумывать о предстоящем привале и ночлеге, добрые лесные духи смиловались, наконец, над измученными, изголодавшимися всадниками и послали им обильную трапезу в облике целого стада карликовых лесных буйволов, неожиданно появившихся из чащи прямо перед отрядом.

Карликовые буйволы внешним своим видом и повадками походили на обычных лесных буйволов, но отличались от своих огромных и свирепых нравом сородичей кротким и пугливым даже нравом, а также небольшими относительно размерами. Вес взрослого быка карликовых буйволов никогда не превышал, к примеру, веса средней боевой лошади… самки и молодняк был ещё мельче. Впрочем, мясо карликовых буйволов было не только съедобно, но и ценилось несравненно выше жёсткого, жилистого мяса их крупных сородичей.

Гаай, как и положено предводителю, первым сориентировался в обстановке.

Вытаскивать арбалет времени не было и он, мгновенно приподнявшись на стременах, со страшной силой метнул свой боевой топор в вожака стада. Ни глаз, ни рука и на этот раз не подвели опытного воина — блестящее остриё топора глубоко вонзилось в спину животного, почти перебив ему позвоночник. Глухо и утробно взревев, буйвол замертво рухнул прямо посреди дороги, а пока ошеломлённое и напуганное предсмертным рёвом вожака стадо разворачивалось для панического бегства, арбалетные стрелы воинов свалили ещё двух бычков помоложе. Тяжёлые дальнобойные стрелы вполне могли достать ещё несколько животных, но воины стрелять больше не стали и дали стаду возможность спокойно уйти. Еды и так хватало с избытком, просто же убивать животных ради развлечения большинство воинов не любило.

Ужин, в отличие от вчерашней скромной трапезы, вышел на славу. Плотно и с аппетитом поужинав и позаботившись о лошадях, люди стали и сами готовиться к предстоящему ночлегу. Они нарубили целые охапки длинных веток колючего кустарника, в изобилии растущего неподалёку. Связав его в вязанки, воины плотно огородили территорию ночлега настоящим колючим валом, оставив единственное свободное место для караульного костра и набросав возле него внушительный запас топлива. После этого все воины, исключая двух караульных, принялись укладываться на ночлег.

Воины, дежурившие в прошлую ночь, вообще не тащили жребий, так что Стив, измученный донельзя за дневной этот переход, уснул почти сразу же, как только голова его коснулась жёсткой и влажной поверхности седла. Уснули и остальные воины, и ночь эта прошла спокойно, на удивление спокойно…

А под самое утро, когда уже почти рассвело, на их стоянку напали, невесть откуда взявшиеся, бродячие деревья.

Это были странные и страшные создания, полурастения-полуживотные, кошмарное порождение Чёрного леса, нигде, кроме здешних мест, не встречающиеся.

Большую часть времени эти исполины, подобно настоящим деревьям, вели неподвижно- растительный образ жизни, сосуществуя с настоящими древесными гигантами, а вернее, паразитируя на них. Впиваясь своими упругими острыми корнями в корни сразу нескольких соседних деревьев, бродячее дерево жило за их счёт, высасывая из своих обречённых соседей все жизненные соки. Всё это занимало от нескольких месяцев до нескольких лет… потом бродячее дерево меняло место проживания, благо, деревьев в Чёрном лесу хватало.

Но время от времени на эти странные создания нападала вдруг настоящая тяга к бродяжничеству, связанному, скорее всего, с вполне определённой целью: добычей для своего гигантского организма определённого количества животной пищи, жизненно ему необходимой. Тогда, вытащив из почвы упругие гибкие свои корни и используя их в качестве нижних конечностей, дерево-хищник начинало своё бесконечное блуждание по лесу в поисках добычи, не пренебрегая при этом ни одним из встреченных животных независимо от их габаритов и степени защищённости. Впрочем, передвигалось бродячее дерево медленно и довольно-таки неуклюже, убежать от него ничего не стоило. Все жертвы свои дерево получало, затаиваясь возле лесных дорог и тропинок. Бродячие деревья умели ждать, днями, неделями даже могли они находиться в полной неподвижности, умело маскируясь при этом под соседние, вполне обычные и безобидные деревья.

Им это легко удавалось, тем более, что были они всё же больше растениями, нежели животными: и по внешнему своему облику, и в особенности в том, что касалось их размножения. Ранней весной каждое из этих деревьев, достигшее определённого возраста, покрывалось вдруг совершенно в одночасье сплошными огромными гроздьями белоснежных или чуть голубоватых соцветий, распостраняющих на сотни метров вокруг себя восхитительно-сладковатый и пьянящий запах. Лесные насекомые, в первую очередь, пчёлы, слетались в этот период на бродячие деревья в огромном количестве.

Пчёлы несли нектар в дупла, из нектара получался мёд, непохожий на обычный пчелиный мёд. Кроме восхитительного вкуса и аромата, мёд этот обладал исключительными целебными свойствами. Даже незначительная примесь его резко повышало стоимость мёда лесных пчёл. Вот почему многие смельчаки готовы были рисковать всем, даже жизнью, забираясь глубоко в чащобу Чёрного леса с одной-единственной целью — добычей лесного мёда. Увы, только в одном дупле из ста лесной мёд содержал более- менее ощутимую примесь нектара бродячих деревьев и лишь один искатель мёда и приключений из каждой дюжины ушедших возвращался домой, если и не вполне целым и невредимым, то хотя бы живым. Всё это ещё более увеличивало стоимость целебного мёда, тем более, что подделать его вкус и аромат, а уж тем более его целебные свойства было практически невозможно.

Но бурным кратковременным цветением и последующим опылением цветков насекомыми сходство размножения бродячих деревьев с размножением настоящих растений и заканчивалось. Из опылённых соцветий возникали плоды с весьма странными «семенами». «Семена» эти напоминали скорее небольших насекомых с одной парой крыльев… они массами вылетали из лопающихся плодов и тут же разлетались в разные стороны, стараясь сразу же отлететь от родительского дерева на максимально далёкое расстояние, ибо тонкие прозрачные крылья их были весьма недолговечны и уже в полёте начинали быстро крошиться. Потеряв крылья, «семена», напоминающие теперь скорее червей, нежели насекомых, зарывались в почву и, наткнувшись на первый же попавшийся на пути корешок обычного дерева, немедленно к нему присасывались. Далее «червячки», усиленно питаясь жизненными соками обречённого на гибель растения, быстро росли, увеличивались в размерах. При этом они постепенно теряли своё сходство с животными, обретая одновременно типично растительные черты. От корня вверх отходил побег, и молодое бродячее дерево начинало своё длительное индивидуальное существование, уже не меняясь внешне, за исключением размеров. Первые несколько лет жизни дерево оставалось на прежнем своём месте, быстро увеличиваясь в размерах. Затем, в один далеко не прекрасный для всех иных лесных обитателей день, высвободив из земли свои короткие упругие корни, молодое дерево начинало первое самостоятельное путешествие, добавляя в растительный свой рацион всё больше и больше животной пищи, на первых порах мелкой (мыши, ящерицы). Потом, по мере укрупнения самого дерева укрупнялись и размеры добываемых им животных.