Однако по ночам, ее крики, словно духи умерших здесь пациентов, пугали и выматывали пациентов и сотрудников второго этажа. Душераздирающие крики заполняли все пространство. Складывалось ощущение, что кто-то начинал кричать еще во сне и даже проснувшись продолжал кричать, не сразу поняв спит он или нет. Это были горловые, царапающие крики сто килограммового дальнобойщика, кричащего на мотоциклиста, который подъехал к автозаправке с сигаретой в зубах.

* * *

– Знаешь, последние несколько дней были относительно спокойными, я видела родителей, школьных друзей, измены, ссоры. Но с прошлой субботы я снова вижу человеческие трупы. – По лицу Эммы проскользнула нервная улыбка. – Давно их не было, а сейчас они повсюду. В моем вчерашнем сне, например, была горная река. Она была бурная, но прозрачная. По ней спускались люди, прыгая в нее прямо с камней. Я смотрела из окна автобуса и думала, что нельзя же так без подготовки. Когда мы остановились в низине и вышли из автобуса, то заметили плывущие по реке трупы, за ними по камням бежали их близкие. Трупы стало прибивать к берегу, и мы увидели их изуродованные тела. – Эмма разглаживала мокрыми ладонями свое желтое гофрированное платье. – Недалеко от нас парень, которого я видела из автобуса, вытаскивал из воды свою девушку. У нее вместо левой ноги был обрубок с висевшими по краям лоскутами кожи, словно в нее попала самодельная бомба. Там были и другие трупы. Одни с размозжёнными головами, другие с торчавшими внутренними органами. Мне не было страшно, я не чувствовала отвращения, я просто повернулась и спросила у мамы есть ли у нас деньги для шофёра, который отказался ехать дальше без дополнительной платы. Она ответила – нет. Тогда я предложила свои последние, думая о том, что надо поскорее отсюда уехать.

– Ты будешь сегодня есть? – перебил наконец ее Эрик.

– Буду.

– Тогда приступай, – он сунул ей в руки сетчатый пакет с картошкой.

– А мне нравится собираться с вами и болтать о всякой фигне, – сказала Эмма, открывая пакет. – Раз в неделю или раз в две недели, но не чаще. Мне нравится болтать о политике или об экономике, или даже о футболе. Я, кстати, могу обсуждать регби и теорию всемирного заговора. Мне нужно это, порой, хоть я в этом и ничего не смыслю. Мне нужно иногда выпускать кровь, иногда разгружать свой мозг. Нет не использовать людей, понимаешь, а создавать взаимовыгодное общение. Как здесь с вами.

– Вот чего я больше всего не люблю, так это использование. Прямо ненавижу, – подхватил Эрик, оборачивая мытую картошку в фольгу. – Некоторые начинают относиться к общению не как к благоприятному времяпровождению, а как к сеансам психотерапии. А некоторые умудряются сливать тебе свое дерьмо словно ты туалет или ведро для отходов. Вы разговариваете, а они слушают тебя только для галочки, а ведь ты даже не говоришь им о своих проблемах.

– А даже если и говоришь. Что тут страшного, если хочется поговорить о наболевшем. – вставила Эмма, разделяя его наблюдения.

– А стоит тебе замолчать на пару секунд, – продолжал Эрик, не замечая ее слов, – как они тут же начинают удобрять тебя своими навозными удобрениями. – Между густыми бровями снова собралась нервная гармошка – А так хочется общения равного и интересного. Непринужденных посиделок с гитарой у пруда, или на газоне.

– Или на ступеньках, – усталый, но искренний голосок нежно погладил его по макушке.

– Хотя, мне всё чаще и чаще кажется, что это мы дураки и совсем не умеем нормально общаться. – Эрик переодевался пока Эмма складывала оставшиеся овощи в сумку.

Надевая подштанники, он заметил ее босые синие ноги.

– Тебе стоит переодеться, Эмма замерзнешь.

4

Ближе к вечеру Констанция и Эмма остались у озера наедине.

– Почему же твое внутреннее я убежало от тебя? – робко спросила Эмма. – Я слышала много похожих рассказов, но никогда не думала, что вторая половинка может убежать прочь на другой конец света.

– Да я и сама не знаю уже честно. Поначалу, я думала, что всё дело в ней. Я сетовала на судьбу – угораздило же родиться вместе в такой упрямой и глухой девочкой внутри меня. Потом я думала, что это дело во мне.

– А потом?

– Потом я подумала, что может дел не во мне и не в ней. Может все дело в городе, в местности, в стране.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Я хочу сказать, – ответила Констанция – что не всегда счастье внутреннее зависит только от нас самих. Многое зависит и от общества, в котором мы находимся. Люди привыкли прятать своих внутренних я, не слышать и игнорировать их, ну а моя птица хотела жить по-другому.

– А может ты ее просто оправдываешь, – заулыбалась Эмма.

– Может быть. Но поверь я побывала почти на всех континентах, видела много людей… Ты можешь не принимать систему, традиции, устои общества в котором живешь. На каком этапе ты можешь даже противостоять этому всем своим нутром. Твое внутреннее я поддерживает тебя и тебе кажется, что ты сможешь изменить мир. Но потом ты взрослеешь и замечаешь, что ведешь так, как тебе не хотелось бы. Короче, люди не умеют жить по-другому, даже если то, как они живут им не очень нравится.

– Но есть же люди, у которых получается жить в гармонии. Я видела таких людей. – Эмма попыталась вспомнить хоть кого-нибудь. Хотя бы имя.

– Есть, наверное, такие люди. Я просто хотела сказать, что общество влияет на людей и на их внутреннее я. А в нашей стране общество съедает своих жителей без остатка. Оно их перемалывает своими зубищами и проглатывает, а все что не проходит в горле, выплевывает. Ходишь по городу и видишь повсюду пережеванные скелеты рыб, птиц, и других животных.

Наивность и мечтательность как результат тяжёлого детства. – подумала Эмма. – Когда твой мозг вынужден верить, оправдывать, понимать необъяснимое. Такой человек представляет людей лучше, чем они есть на самом деле – реальность болезненна. А возможно и сочиняет иногда, создавая свой собственный иллюзорный мир.

* * *

– Ну понимаешь, в Мирабель, всё всегда было каким-то странным, я бы даже сказала отчаянным. – продолжала Констанция. – Отчаяние как напасть или как национальная черта. Даже позитив у людей отчаянный. Мы с птицей жили в разных странных местах, но этот город убил наповал. Убил своим отчаянным позитивом.

– Отчаянный позитив? – с нескрываемым любопытством спросила Эмма.

– Отчаянный позитив – это натянутый за уши, на фоне вселенской убогости, оптимизм. Ммм…, как пример. Знаешь, как-то в центре Мирабель повесили качели с музыкой (катаешься,