Рука нетерпеливо колыхнулась, и Юлька решилась. Подошла к задней дверце машины и потянула на себя ручку. Дверца мягко щелкнула. Юлька села на сиденье и втянула ноги внутрь теплого салона.

– Здрасти, – пролепетала она кому-то в затылок.

– Ну, привет, – ответил насмешливый голос.

Юлька напряглась. Голос был знаком, только… Вот эти спокойно-уверенные нотки… Они не могли принадлежать тому, про которого она подумала!

…Этот тщедушный мальчик в круглых очках пришел в их восьмой класс в середине второй четверти. Классу его представил сам директор, что было уже удивительно. Еще удивительнее было то, с каким почтением он произнес его имя и фамилию – Марк Голод. Юлька, отец которой был не последним в городе чиновником, как, впрочем, и отцы почти всех Юлькиных одноклассников, равнодушно кивнула, когда новенький вдруг сел за парту рядом с ней. Хотя мест свободных было предостаточно: пятнадцать человек лицейского класса комфортно располагались там, где теснились тридцать учеников обычного. Оставшиеся три урока Юлька просидела в нетерпении: учеба ее интересовала мало, она любила танцы. Всерьез занимаясь в ансамбле «Задумка», Юля не мыслила для себя другой карьеры, кроме как танцевальной. Каждый день после школы шофер отца отвозил ее в ДК на занятия.

И в этот раз она ждала машину, нетерпеливо притопывая у школьных ворот. Но вместо отцовской «Тойоты» первым подкатил к школе «Гелендваген». К машине подошел ее новый сосед по парте, и шофер открыл перед ним заднюю дверцу.

– Тебя подвезти? – спросил Марк у нее вежливо.

– Спасибо, нет, – ответила она и отвернулась.

То, что Марик Голод в нее влюбился, ей сказала Нелли, вторая жена отца. Разница в возрасте с Юлькой у них была небольшая, отношения по принципу невмешательства, а глаз у Нелли был точен. Однажды, проходя мимо школы, Нелли притормозила возле стоящей поодаль от одноклассников Юльки и весело ткнула пальцем в Голода.

– Эт хто? – насмешливо пропела она со своим хохлятским акцентом.

– А! Новенький. Марик Голод, – небрежно кивнула головой в его сторону Юлька.

– Голод? Он тебя просто глазами ест! – засмеялась Нелли.

– Больно нужно! – буркнула Юлька в ответ. И забыла. А на дискотеке он пригласил ее танцевать. Ей стало вдруг стыдно: Марик был на голову ниже ее, обладал узкими плечиками, да и приглашение прозвучало как-то неуверенно, писклявым, как показалось Юльке, голосом. Она отказала…

И, похоже, именно Марик Голод снял ее сейчас на обочине шоссе за сотню баксов.

– Домой, – скомандовал голос так и не повернувшегося к ней мужчины.

«А! Какая, блин, разница – Марик или не Марик! – подумала Юлька, расслабившись в тепле салона автомобиля. – Главное, деньги уплачены».

Машина въехала в плавно открывшиеся ворота и остановилась у дома.

– Рашид, свободен до утра. Юля, выходи. – Марик, а это уже точно был он, протянул ей руку.

– Спасибо.

– Пойдем. – Он взял ее ладонь и потянул за собой к подъезду.

Он начал целовать ее прямо в лифте. Поминутно отодвигая ее от себя и заглядывая в глаза. Она не помнила ни цвет его глаз, ни форму носа и губ. Она ничего о нем не помнила. Кроме одного. Ей пришлось уйти из школы из-за его отца. Это отец Марка сделал так, что Юлькиного отца поймали на взятке. И осудили. С конфискацией. Мачеха Нелли исчезла из города еще до суда, наверное, вернулась к себе на Дон, в родную станицу, прихватив часть барахла своего гражданского мужа. Юлька переехала к бабушке в райцентр, а после смерти той отцовская сестра отправила ее обратно в город, в швейное училище, где преподавала ее подруга. Портниха из Юльки не получилась, она нашла свое призвание в другом. В свои двадцать три года Юлька уже считалась «старослужащей», и ее сутенер Каша[3] определил ей место у дороги…

Лифт остановился, и Марк буквально вытолкнул ее наружу. Юлька обессиленно прислонилась к стене.

– Пойдем, – выдохнул он, обнимая ее за плечи и вталкивая в квартиру.

Юлька не помнила, чтобы раздевалась. Она не хотела раздеваться при нем, вдруг застеснявшись своего копеечного белья и думая только о том, как бы сбежать. Но Марк раздел ее, кажется, сам, поймав почти у двери. Раздел и уронил, как ей показалось, на пол. Но это была широкая кровать-подиум. Юлька вслушивалась в его шепот, пытаясь разобрать отдельные слова, но очень скоро поняла, что это бессмысленно. С ней так не обращался никто. Били, мяли, теребили, заламывали руки. Но никто не ласкал. Она не успевала о чем-то подумать, как мысль ускользала из затуманившегося от его поцелуев сознания. В один момент ей удалось все же заглянуть в его глаза, и Юлька вдруг отметила их густую зелень. А Марк вдруг смутился, отвернулся, но не отпустил ее. Юлька дотронулась до его темного затылка кончиками пальцев, наклонилась и прикоснулась губами к его загорелому плечу.

– Не надо, – он отодвинулся, отпуская.

– Что? – растерялась Юлька.

– Больше ничего не надо. Ванная – там, – он махнул рукой в сторону белой двери.

Юльку словно ударили. Конечно, что еще можно было ожидать? Ее просто купил бывший одноклассник. Кстати, заплатив больше, чем другие. Юлька, уже не смущаясь, слезла с кровати и пошла в сторону ванной комнаты. «Ну и черт с тобой!» – всколыхнулась в ней здоровая злость.

Потом, оказавшись в мягкой пене джакузи, ощутив блаженное тепло, она неожиданно расплакалась. «Я не Золушка. И это не сказка. Это – мои трудовые будни», – подумала она, глотая слезы и ревя уже в голос. Ей вдруг стало так тошно, так противно, так страшно за саму себя, что она на миг забыла, где находится. Тут ее взгляд остановился на кожаном футляре на полочке у зеркала. «Бритва. У отца была такая же», – отметил воспаленный мозг.

Это оказалось не так легко, резать себя по живому. Она, кажется, закричала, потом еще раз…

Очнулась Юлька от жара во всем теле. Она лежала на кровати Марка, укрытая до подбородка теплым одеялом. Губы пересохли, а в глаза словно кто-то насыпал песок.

– Ты же меня сама оттолкнула, помнишь? Ты виновата, ты! И ушла ты сама. И сейчас опять хотела уйти? Да, а как иначе?! – говорил он, сидя на краю кровати и закрыв лицо руками. – Ты и сейчас мне как кость голодной собаке бросила, думаешь, не понимаю? Хотя я поверил сначала. В лифте. Ты такая была, словно моя вся. Только моя. Ты сама удивлена была, что такое с тобой. А потом я понял – показалось. Когда взгляд твой поймал. Мол, как я могла? С этим? Ведь я для тебя всегда был «этим». И сейчас…

Юлька ничего не понимала. Ни смысла того, что он там бормотал, ни того, что с ней творится. Ей хотелось дотронуться до его напряженной спины, до завитков черных волос за ушами, хотелось погладить матовую кожу плеч. И еще хотелось плакать. Облегченно, как в конце трудной дороги. Когда уже понимаешь, что дошла, ноги в кровь, но дошла. Она тихонько вытащила руку из-под одеяла.