От приглашения разделить трапезу я вежливо отказался,почистил свои восемь картофелин, поставил кастрюлю на огонь, бросив тудаизрядный кусок сливочного масла, чтобы быстрее сварилась, и принялся заприготовление салата из помидоров, лука, огурцов и сметаны. В глубине души янадеялся, что к тому времени, как поспеет мой ужин, девушки уже поедят иосвободят мне стол. Стол был огромным, за ним свободно умещались не меньшедесяти человек. Такие столы под навесами стоят в каждом южном дворе, по вечерамза ними собираются большие семьи хозяев, иногда в посиделках принимают участиеи курортники-отдыхающие. Места хватает всем, и дело не в том, что я боялсятесноты за столом. Я просто не хотел вступать с девушками в неформальныеотношения, да и настроение было не такое, чтобы заниматься пустой болтовней смалознакомыми людьми.

Мои надежды не оправдались. Ужин был готов, а Ира с Татьянойпродолжали сидеть за столом, лениво ковыряясь вилками в тарелках и ведянеспешную беседу. Выхода не было, пришлось присоединяться.

Татьяна по-прежнему меня не видела, но когда пришла Лиля,между ними тут же вспыхнул оживленный разговор, и я подумал, что если уж неудалось поесть в покое и одиночестве, то я хотя бы узнаю, что может быть общегоу этих двух существ женского пола.

– Я сегодня начала новую книжку, – сообщила Лиля, ловкоорудуя ножом и вилкой и лихо расправляясь с парой копченых сосисок. –Называется «Украденные сны».

Атмосфера за столом резко изменилась. Лица девушекнапряглись, словно они набрали полный рот воды и боятся сделать малейшеедвижение, чтобы вода не брызнула из губ.

– И как тебе? Нравится? – каким-то странным голосомспросила Ирочка, положив вилку на стол.

– Класс! – восторженно произнесла моя дочь с набитымртом. – Все, как в жизни.

– Что – как в жизни? – переспросила Ирочка еще болеестранным голосом.

Я насторожился, потому что никак не мог понять, чтоособенного увидели петербургские девицы в том, что Лиля читает детективныйроман.

– Там главная героиня приехала в отпуск в санаторий, а всанатории произошло убийство, и вот героиня, а она в милиции работает,предлагает местной милиции свою помощь, а они от нее отказались, и онаобиделась.

– Кто обиделась, милиция или помощь? – поддел я,подумав, что надо будет в свободное время потренировать Лилю в части изложенияпрочитанного, чтобы не забывала об именах собственных и существительных и непользовалась бесконечными «она», «он», «этот».

– Героиня обиделась, – деловито пояснила Лиля, незамечая моего сарказма. – А тут ее мафия собралась нанять, а дальше я ещене прочитала.

Девушки хохотали как безумные. Татьяна еще как-то держаласебя в руках, а Ира сползла со скамейки на землю, уткнулась лицом в колени итряслась, издавая какие-то сдавленные всхлипы. Я молча пережидал взрывнепонятного веселья.

Наконец девушки успокоились, Татьяна вытерла платочкомслезы, Ира снова села на скамейку.

– Простите, Владик, – сказала она, с трудом переводядыхание. – Вам, наверное, кажется, что мы – идиотки. Дело в том, что книгу«Украденные сны» написала Таня.

– Что?!

От изумления я дернул рукой, и кусок замечательной копченойсосиски соскочил с вилки и упал на землю. Тут же под стол метнулся жирныйхозяйский кот, который до сих пор терпеливо сидел рядом и с укоризной глядел науставленный едой стол, ожидая, когда же хоть в ком-нибудь из гостей проснетсясознательность.

– Да-да, Владик, Танечка пишет книжки, и их, между прочим,охотно публикуют. У нас в Питере она очень известна. Татьяна Томилина.

Я ошеломленно молчал. Эта толстая корова с поросячьимиглазками – известная писательница, автор детективных романов? Сколько же ейлет? Двадцать пять? Тридцать? Ну уж точно, не больше.

Но Лиля в очередной раз выступила с блеском. Дети никогданичему не удивляются, потому что их жизненный опыт еще настолько мал, что онипросто не знают, что может быть, а чего быть не может, что бывает, а чего не бывает.Я в свои тридцать восемь был твердо убежден, что, во-первых, писательница,которая пишет детективы, не может выглядеть так, как Татьяна, и во-вторых, чтописатели, у которых выходят такие толстые книжки, не снимают в частном секторежалкие углы, в которых нет ни санузла, ни горячей воды. Но Лиля, конечно,такого рода убеждений иметь не могла, потому и верила всему и сразу. Поэтому ееследующая реплика не содержала в себе ни грамма удивления, а была деловитой иобыденной.

– Тетя Таня, только вы мне не рассказывайте, чем кончится, ато мне неинтересно будет.

Ирочку сотряс новый приступ хохота, Татьяна же на этот разтолько скупо улыбнулась и виновато поглядела на меня. Внезапно я похолодел. Чтоимел в виду мой ребенок, когда сказал, что в романе «все как в жизни»? Героиняприехала в отпуск, в санатории произошло убийство, она предложила свои услугимилиции, ей отказали. Я тоже приехал в отпуск, и в среде моих знакомыхсовершено убийство, и я тоже ходил в милицию, правда, не услуги предлагать, новсе-таки. И меня тоже выгнали, хотя и не из всех кабинетов… Господи, но как жеЛиля-то могла уловить это сходство? Или она имела в виду что-то другое? Надобудет прочитать эти «Украденные сны».

– Лиля, а ты знала, что тетя Таня пишет книги? –подозрительно спросил я.

– Конечно, – кивнула она, засовывая в рот очереднойкусочек колбасы. – С самого первого дня. Тетя Таня сейчас пишет новуюповесть, у нее там есть мальчик моего возраста, и она меня все времяспрашивает, что в школе проходят, в какие игры играют.

– Почему же ты мне ничего не рассказывала? – упрекнул яее.

– А ты про это не спрашивал.

Так. Получай, Стасов, все, что тебе причитается зародительское разгильдяйство. Запомни, наконец, что твой ребенок по собственнойинициативе ничего не рассказывает, что обо всем надо расспрашивать подробно идотошно. – У вас чудесная дочка, – произнесла Татьяна свои первыеслова, и я удивился тому, какой приятный у нее оказался голос – низкий,звучный, без малейших признаков хрипотцы, как бывает у курильщиков. – Онамне очень помогает. У меня, видите ли, своих детей нет, поэтому я не очень-торазбираюсь в жизни младших школьников. А Лиля рассказывает мне многоинтересного.

– Было бы неплохо, если бы она и мне рассказывала побольшеинтересного, – буркнул я, сознавая в душе свою грубость и бестактность ине имея ни малейшего желания притворяться.

– Приятного аппетита! – раздался чей-то голос состороны калитки.

Я повернул голову и увидел Сергея Лисицына, входившего водвор. Ирочка окинула гостя все схватывающим взглядом и очаровательноулыбнулась. Видимо, спортивность фигуры и хорошая стрижка не укрылись от еезоркого ока, хотя уже стемнело, а свет под навесом хозяева еще не включали.

– Садитесь, – пригласила она Сергея. – Будете снами ужинать?