С практической точки зрения он ограничился аптекой — сгрёб в сумку все лекарства, которые точно знал, как применять. Таковых вышло не так уж много, но основной набор первой помощи самому себе вполне получился. К этому добавил бинтов, марли, ваты, пластырей, несколько одноразовых стерильных скальпелей и шовный материал вместе с хирургическими иглами — нельзя было исключать возможность серьёзной травмы. «Самый ужас начнётся, если у меня вдруг заболят зубы…» — подумал Артём, но придумать в этой связи ничего не смог, положившись, как всегда, на Мироздание, которое иногда бывает и благосклонно.

За аптекой последовал гастроном. В мешок летели продукты, не требующие холодильника, — сухие копчёные колбасы, вяленое мясо, солёные сыры, целая куча сублимированных продуктов и консервов, канистры с водой. Нашлось место и для нескольких бутылок самого дорогого — а чего стесняться? — вискаря, и для хорошего трубочного табака. Курить сигареты Артём несколько лет назад бросил — как только узнал, из чего их делают, — но выкурить иной раз трубочку считал приятным дополнением к досугу. Досуга же теперь предполагалось много.

Больше брать было нечего и незачем, но он чувствовал себя слишком уставшим, чтобы отправляться на ночь глядя за город. По счастью, запасной вариант на такой случай был — один его давний приятель, уехавший как-то по случаю на ПМЖ в Израиль, сдавал неподалёку свою наследственную хрущёвку. По причине некоторой жадноватости и чрезмерного хитрожопия, он и продать её не мог, и сдавать толком не получалось: уж больно запущенное было состояние жилплощади, и слишком высоки ценовые ожидания владельца. Так что квартира стояла сейчас пустая. Артём одно время снимал её сам — пока не купил дом в деревне, — поэтому ключ у него остался. Он иногда ночевал в ней, если застревал в городе — с согласия владельца, который невесть с каких резонов считал Артёма своим бесплатным агентом по этой недвижимости.

Квартира встретила его пропылённой духотой и затхлостью. Перетащив на второй этаж оружие, баклагу с водой и немного продуктов, Артём тщательно запер железную дверь, налил стаканчик виски и закурил трубку. «Да, денёк выдался тот ещё», — устало подумал он. Разбинтовав ногу, увидел, что раны подсохли и не воспалились, но на всякий случай снова обильно смазал их йодом. Подумал про антибиотики, но решил, что они не сочетаются с алкоголем, а виски определённо вкуснее. Хотелось принять душ, но обошёлся умыванием — воды в кране не было, что при отсутствии электричества не удивительно. Стоит подаче энергии сдохнуть — и город сразу превращается в непригодное для жизни место. «Домой-домой, к колодцу и сортиру над ямой, — подумал Артём. — С ними точно ничего не случится».

Зажёг свечи, уселся в кресло, поставив рядом бутылку, и открыл на ридере недочитанную книгу.

—Сложно наслаждаться жизнью в таких обстоятельствах, — сказал в пространство Артём, — но надо же себя как-то заставлять!

Некоторое время Артём валялся в постели, глядя на игру солнечных лучей на зелёных листьях в окне. Выспавшись, он чувствовал себя намного лучше. Умываясь остатками воды, поймал себя на том, что весело насвистывает — и сам удивился своему хорошему настроению. «А что я, собственно, зациклился на этой своей деревне? Там, небось, тоже люди пропали, и картошки купить не у кого будет… — думал он. — Какого черта! Весь мир у моих ног! Нахрен деревню, поеду к морю!»

Идея вызвала прилив оптимизма — даёшь побережье, тёплые пляжи, и ласковые волны! Там отсутствие людей будет казаться более естественным, чем среди пустынных проспектов, по которым ветер гоняет последний мусор исчезнувшего человечества. Там легко прожить, там нет суровых зим, и там — море. Оно хорошее. В конце концов, он уже четыре года не был на море — то некогда, то денег нет. Ну а теперь можно даже найти небольшую яхту и плавать вдоль побережья, останавливаясь там, где понравится. Чем не счастье?

Продолжая насвистывать, Артём закинул на плечо сумки и пошёл к выходу. Отпирая, он чисто рефлекторно глянул в глазок — и моментально облился холодным потом. Хорошего настроения как не бывало — на площадке, молча и сосредоточенно глядя в дверь, сидели собаки. Быстро закрыв замок обратно, он отскочил от двери, сжимая вспотевшими руками дробовик.

Артём, пригибаясь, вышел на балкон и выглянул сквозь сплетение дикого винограда. По двору разгуливали собаки. Собаки сидели, лежали, слонялись кругами, некоторые даже спали. Их было много… Впрочем, машина была на месте и, вроде, цела — это радовало. Осталось понять, как до неё добраться. «Ну что ж, вы сами напросились» — подумал Артём и достал из чехла «Тигра». Оптический прицел был не нужен — с такого расстояния он не промахнётся и с открытого. «Вот заодно и пристреляю», — хмыкнул Артём. Наскоро вытирая старой простыней консервационную смазку с винтовки, он вдруг заметил, что бестолковое кружение собак по двору сменилось осмысленным — стая расступалась. Те, которые сидели, лениво почёсываясь, вскочили и присоединились к собратьям, спящие проснулись и отбежали в стороны. В центре двора образовалось открытое пространство, на которое вышло… нечто.

Позже, пытаясь анализировать увиденное, Артём удивлялся своей реакции. К тому моменту он ещё никого не убивал, и совершенно не собирался начинать — служба в армии удачно попала на промежуток между локальными конфликтами, жизнь заботливо не ставила в ситуации «я или он», и Артём, по-писательски примеривая на себя гипотетические ситуации, предполагал, что убить человека он, вероятно, и сможет, но только в ситуации крайней необходимости, с глубокой ломкой себя до, и с длительным душевным дискомфортом после. Между тем, увидев Чёрного, он ни секунды не сомневался, что ЭТО немедленно, прямо сейчас, сию секунду надо уничтожить. Ощущение непереносимости существования в одном мире с этим существом было резким и даже, пожалуй, физиологическим. Пытаясь описать, Артём потом сравнивал его с запахом — как будто вокруг со страшной силой запахло говном. Порыв был настолько силён, что, не будь у него оружия, Артём бы, наверное, забыв про собак, кинулся бегом во двор с ножкой от табуретки.

Чёрный стоял в плотном кругу собак и вроде бы ничего не делал, но от него расходились физически ощущаемые волны угрозы. Собаки смотрели на него и тихо, в едином ритме коротко взрыкивали, как будто он дирижировал ими — без рук, одним взглядом. От этого ровного неприятного ритма Артёму становилось ещё хуже. В глазах темнело, как будто в воздухе становилось все меньше кислорода.

Присев за ограждением балкона и засовывая в магазин остроносые патроны, он с трудом сдерживал себя — хотелось то ли бежать без оглядки, то ли кинуться в рукопашную. Адреналин колотил тело бешеным пульсом и приходилось делать над собой усилие, чтобы не тряслись руки. Ощущение от Большого Чёрного было просто непереносимым — хотя, вспоминая это чуть позже, Артём уже не мог понять, почему. Если судить объективно — ничего особенно ужасающего в его внешности не было. На самом деле, Артём Чёрного даже толком не разглядел: высокая человекообразная (признать его человеком было внутренне невозможно) фигура в чем-то бы тёмном и бесформенном — ряса? Балахон? Плащ? Отчего-то взгляд на нем толком не сосредотачивался и очертания не то чтобы расплывались — но не были достаточно отчётливыми. Лица не было видно, и Артёму было страшно вглядеться в тень под капюшоном. Даже совмещая прицел с мушкой на голове Чёрного, он видел только силуэт — глаза отказывались фокусироваться на его фигуре.