— Тьфу ты! — в сердцах сплюнул Емельянов, у которого история со взорвавшимся домом буквально вылетела из головы.

На самом деле это было страшное ЧП. От взрыва газа рухнул целый дом, причем крепкий, совсем еще новый, построенный при Сталине. Рвануло в одной из квартир на верхнем этаже. Судя по первичному заключению, в квартире произошла утечка газа — то есть кто-то открыл вентили, а закрутить забыл.

И почти сразу появилась информация о сумасшедшем соседе. Несколько соседок, живущих в доме, в один голос твердили о безумце из квартиры, где произошел взрыв.

Говорили они одно и то же: мол, совсем чокнулся в последнее время. И пожары в квартире устраивал, и из окна бросаться пытался, и все время разговаривал сам с собой — шел по улице, жестикулировал и разговаривал. Точно сумасшедший!

Соседи и в ЖЭК писали, и в психиатричку — никакого толка. Поэтому многие жильцы дома были уверены, что сумасшедший и устроил взрыв — либо вентили забыл закрыть, потому что с головой не дружил, либо намерено хотел покончить с собой.

Из всех работ, которые только существовали на свете, это была самая мерзкая. Разбирать взрыв бытового газа в доме! Хуже этого могло быть только явное самоубийство. Однако разбираться следовало, поэтому начальство и поручило это отвратительное дело Емельянову — как самому опытному. А это дело было таким поганым, что он намеренно о нем забыл.

Но выбора не было. Работа как беременность — сама не рассосется. Поэтому Емельянов тяжело вздохнул, твердо зная, что после убийства в Треугольном переулке поедет к месту взрыва.

— А жильцов всех из дома отселили? — спросил он.

— Ну да, в санаторий Чкалова на Пролетарском бульваре. Хотя там неповрежденные квартиры есть. Но во всем доме, пока будут разбираться, отключили воду, свет, газ.

Час от часу не легче! Теперь ему предстояло ехать еще и на Пролетарский бульвар! Емельянов постучал костяшками пальцев в спину шофера. Тот был в плотной кожаной куртке, так что стук получился громким.

— Слышь, отец, понял, куда мы с тобой поедем после убийства?

Шофер буркнул в ответ что-то неразборчивое — в отличие от Емельянова, который жил интересными делами и не выносил рутины, он совсем не любил работать. Ну вот просто совсем.

Треугольный переулок, расположенный в самом центре Одессы, был одним из самых очаровательных и живописных уголков старого города. Еще не Молдаванка, но почти центр, а близость к Привозу и железнодорожному вокзалу делала этот переулок достаточно комфортабельным местом для проживания, хотя дома в нем стояли ветхие.

Емельянов знал, что именно в этом переулке родился знаменитый одесский певец Леонид Утесов, кто-то когда-то ему об этом сказал. Но Емельянов не любил музыку, певцами не интересовался и знал об Утесове лишь понаслышке, самое известное — что артист родился в Одессе, а потом уехал в Москву. Да еще, может, слышал пару песен, которые совсем не отложились в памяти. И сейчас, по дороге, он вспомнил все это только потому, что Треугольный переулок ассоциировался у него с этим артистом.

— Там бригада уже на месте работает, они сразу выехали, как только их вызвали. Соседи в милицию позвонили, — пояснил опер.

— Кто следователь?

— Сергей Ильич.

— Ну конечно! — злобно буркнул Емельянов, сцепив зубы, уже четко понимая, что сегодня явно не его день. — Пирамидону ни у кого не найдется? — не выдержал он.

— Держи, гуляка! — порывшись одной рукой в бардачке, шофер протянул Емельянову таблетки, и он засунул в рот сразу три штуки, не запивая водой.

Машина въехала в переулок, прокатила некоторое расстояние и остановилась у живописного двухэтажного домика. Шофер заглушил мотор, встал у обочины.

— Во дворе флигель, — коротко бросил парень. Емельянов вышел первым, изо всей силы хлопнув дверцей.

Двухэтажный флигель, явно выстроенный из досок, которые потом покрыли штукатуркой, находился в глубине двора. Протиснувшись среди деревянных палок, подпирающих веревки, на которых сушилось белье, Емельянов сразу заметил открытую дверь парадной. Поднялся по дощатой скрипучей лестнице. Молодой опер едва поспевал за ним, тяжело дыша.

— Отдельная квартира или коммуна? — бросил Емельянов, не поворачивая головы.

— Коммуна. Там еще трое соседей. Соседки и обнаружили труп, когда увидели, что дверь в комнату открыта и, несмотря на утро, там горит свет. Одна соседка проходила по коридору и все это заметила. Позвала другую. Вместе они и вошли внутрь. А там на полу и лежала эта женщина. Как они поняли, давно уже мертвая. Соседки и позвонили в милицию с уличного телефона-автомата.

Дверь квартиры была открыта настежь, и Емельянов вместе с опером (оперком, как он уже окрестил его про себя) оказались в длинном полутемном коридоре коммунальной квартиры. Он сразу понял, что нужная им комната — последняя по коридору, потому что за ней слышались голоса, шла какая-то возня.

К удивлению Константина, комната оказалась очень уютной. Стены, выкрашенные в оливковый цвет, зеленые шторы на окнах, плюшевая в тон мебель создавали ощущение покоя. Мебель казалась дорогой — мягкий диван, два кресла. С потолка свешивался матерчатый тоже зеленый абажур…

Посередине стоял стол, накрытый белой кружевной скатертью, которая сразу бросалась в глаза. На столе была расставлена посуда, стояла пустая бутылка из-под шампанского, два пустых бокала, чайные чашки, тарелки, разрезанный торт… Было понятно, что здесь что-то праздновали.

Емельянов двинулся вокруг стола и сразу увидел темный брезентовый мешок, в который было запаковано тело. Его не убирали до прихода опергруппы.

В комнате толпилось довольно много людей, вовсю орудовали эксперты. У двери застыл парень в милицейской форме, старательно отгонявший зевак. К Емельянову сразу подошел следователь Сергей Ильич:

— Не прошло и полгода! — с ехидной улыбкой пожал он ему руку, а затем протянул паспорт: — Вот она, наша красотка!

Женщина на фото действительно была хороша. Конечно, красоткой назвать ее было нельзя, но миловидное, чувственное лицо сразу запоминалось. У нее были красиво изогнутые губы, четкие скулы, ровный нос и изящный разлет бровей, длинные темные волосы, темные глаза. Внешность была очень необычной. А в жизни часто такое ценится гораздо больше, чем красота.

Емельянов развернул паспорт, принялся читать вслух:

— Вайсман Кира Эдуардовна… уроженка Одессы… Родилась 3 апреля. Через месяц ей должно было исполниться 29 лет, не замужем. Детей нет. Есть информация, чем она занималась? — поднял он глаза.

— Есть, — ответил следователь. — Мы нашли ее профсоюзную книжку, удостоверение и рабочий пропуск. Она работала гримером на Одесской киностудии. Вот удостоверение — гримерно-костюмерный цех. А еще нашли диплом об окончании театрального училища в Одессе по двум специальностям — костюмер и гример.