– Я здесь по распоряжению директора Смит, она сказала, что ты хочешь переговорить с нами.

– И ты, АНП АМПНА, самый главный в департаменте засекреченных оперативников, совершенно случайно оказался в городе именно в тот день, когда какой-то наемник меня убивал.

– Назовем это интуитивной прозорливостью.

– Если убьете меня, то ничего не получите.

– Я не собираюсь убивать тебя, Альфред. Ты нам нужен живой, а не мертвый. Возможно, агентство в качестве жеста доброй воли подключит свои ресурсы и найдет того, кто отвечает за это гнусное и жестокое нападение.

– Это было бы очень мило с вашей стороны. А как насчет меня?

– Что насчет тебя?

– Кажется, у вас это называется извлечением. Выньте меня из этого интерфейса. Пусть с меня снимут обвинения.

– Боюсь, это немного труднее.

– Но вам по плечу.

Нуэве улыбнулся и на сей раз дал мне полюбоваться результатом первоклассной работы дантиста.

– И как ты отблагодаришь нас за извлечение?

Он намекал на Печать.

– Убивать меня не хотели, правильно?

– Прости?

– Рассыльный. Он не должен был меня убить. Все это подстава, чтобы я пошел на сделку.

– Убить было бы быстрее и легче.

– Но вам было известно, что я спрятал Печать, а куда – никому не сказал. И если меня убить, то есть опасность никогда ее не увидеть. Вот ты и придумал оставить меня в живых, но заманить в ловушку, из которой мне без тебя не выбраться.

– Ты меня переоцениваешь, Альфред. Даже я не сумел бы предвидеть твою, скажем так, жесткую реакцию на нападение. Ты отказываешься отдать мне товар?

– Если отдам, то у тебя не будет причины оставить меня в живых.

– Я же сказал, что ты нужен живым, а не мертвым.

– Зачем?

– По-моему, ответ очевиден, – улыбнулся он.

Перед уходом Нуэве осведомился, не нужно ли мне чего-то еще. Я ответил, что нужно, и он пообещал все устроить.

Потом он долго и молча меня разглядывал, пока наконец не спросил:

– А на тебя самого это не действует?

Я притворился, будто не понял:

– Что именно?

– Целительный потенциал твоей крови. Себя ты не можешь вылечить?

Я покачал головой:

– Нет. На меня это не действует.

– Дар, но не богатство,[4]– пробормотал он, понизив голос до шепота. – Ты несешь особое бремя, Альфред Кропп. У двери Нуэве остановился: – Подожди пару минут, и я все устрою.

С этими словами он вложил мне в руку тонкий цилиндр, очень похожий на авторучку.

– Что это?

– Открой, и увидишь.

Я снял колпачок и обнаружил в торце цилиндра крохотное отверстие.

– Там сбоку кнопка. Нажми.

Я нажал – из дырочки выскочила игла для инъекций.

– Всего одна доза. Но яд практически мгновенно попадет в кровь и полностью парализует жертву.

Игла зловеще поблескивала в свете флуоресцентных ламп.

– И как долго он действует?

– Зависит от субъекта. До пяти минут. Нажми еще раз.

Я нажал, и иголка исчезла.

– Зачем мне это?

Одна бровь Нуэве прыгнула вверх, к безупречно уложенным волосам.

– Воздержись от вопросов, ответы на которые и без того знаешь. У людей может сложиться впечатление, что ты глупее, чем есть на самом деле. – Он тихонько постучал тростью по двери. – До встречи, Альфред Кропп.

– Я искренне надеюсь, что она первая и последняя.

– Это вряд ли.

Санитар с бульдожьим лицом открыл дверь. Нуэве быстро вышел в коридор, и дверь тут же захлопнулась.

Я присел на кровать и стал ждать. Потом мне надоело сидеть, и я подошел к окну. Моя палата была на шестом этаже. Между желтыми фонарями убегала на юг черная лента Бродвея. Внизу, под окном, парковка. Высоко. Но я недавно падал еще и не с такой высоты. Окно, естественно, не открывается. Сначала придется разбить. А потом самому разбиться… Можно скрутить простыни, но их хватит максимум на два этажа.

Дверь открылась – я обернулся. На пороге стоял санитар-бульдог со стопкой одежды в руках. Он бросил ее на кровать и, не сказав ни слова, вышел.

Все было точь-в-точь как у санитара: белые штаны на шнурке, белая рубашка с короткими рукавами, белые носки и белые туфли на манке.

Я быстро переоделся и постучал в дверь. Санитар открыл, но в глаза старался не смотреть.

– Налево по коридору, лифт справа, – буркнул он. – Двести четырнадцатое отделение. У тебя десять минут.

Я пошел по коридору.

– Налево – в другую сторону, – тихо окликнул меня санитар.

Я развернулся и быстро зашагал обратно. Все двери были заперты, из-за некоторых доносились стоны, визг, какие-то странные возгласы, но за остальными была тишина. Возможно, там никого не было, но я в этом сомневался, и почему-то это безмолвие пугало больше, чем приглушенные вопли.

Я спустился в лифте на второй этаж. Тамошняя обстановка не шла ни в какое сравнение с моим отделением, которое сильно смахивало на дом с привидениями. Повсюду были медсестры и санитары. Доктора в белых халатах с фонендоскопами на шее чуть не бегом проносились мимо, спеша на помощь к свежим больным. Никто не обращал на меня внимания. В больнице, как и везде, человек видит только то, что ожидает увидеть. Для них я просто санитар, который, как и положено, куда-то торопится.

Войдя в палату Сэмюэла, я прикрыл за собой дверь и немного постоял, пока глаза не привыкли к полумраку. Тихо шипел аппарат искусственного дыхания, мерно пикал кардиомонитор. Вдоль стены справа стояли шкафы, а слева – кровать и мониторы, на которых отображались пульс, температура и кровяное давление Сэмюэла.

Лицо у него было очень бледное, и только веки – темно-серые, как угольная пыль. Если бы не звуковые сигналы и волны на мониторах, я бы решил, что пришел слишком поздно.

– Сэмюэл? – шепотом позвал я. – Сэмюэл, это я, Альфред.

Он что-то еле слышно пробормотал. Какое-то шипение, а не слово. Я наклонился ближе, и мне показалось, что он произнес: «София».

«София? Кто такая София?»

– Все хорошо. – Я похлопал его сквозь одеяло по плечу. – Я тебя вытащу.

– София!

– Не София, – сказал я. – Альфред.