признается «одним из выдающихся достижений всего советского финно-угроведения». Особое значение очерк имеет для вепсских исследований. В отличие от работ по вепсам предшествующих ученых, где об их преемственности с весью заявлялось лишь на основе созвучия их названий (весь - вепсы), Д. В. Бубрих впервые представил лингвистический анализ связи этнонимов веси и вепсов, версии происхождения веси и чуди, показал важную роль древних вепсов в сложении карелов. Работы Д. В. Бубриха внесли важный вклад в изучение истории прибалтийско-финских языков и народов и стали отправной точкой для последующих исследователей. Они показали решающую роль языковых данных для выявления ранних этапов этнической истории народов.

ГЛАВА 3. О ПРИБАЛТИЙСКО-ФИНСКИХ КОРНЯХ ВЕСИ

События периода формирования древнерусской государственности на северо-западе страны оказались судьбоносными для многих прибалтийско-финских народов. Некоторых из них летопись застает как самостоятельных участников исторического процесса на самом начальном этапе становления Древнерусского государства (весь, чудь), сведения о других появляются позднее. Как уже говорилось, важнейшие ориентиры для изучения ранней истории прибалтийско-финских языков и народов были сформулированы Д. В. Бубрихом на основании языковых данных как «чрезвычайно важном источнике познания седого прошлого». Многие его положения остаются актуальными до сих пор. Древняя прибалтийско-финская общность, из которой позднее выделились прибалтийско-финские племена, по его мнению, уже в I тыс. до н. э. заселяла побережье Балтийского моря между Рижским и Финским заливами, где и завершилось их сложение как этнической общности:

«Проживание на отдельной территории, в обстановке тесных хозяйственных и культурных связей определило единообразие хозяйственных и культурных институтов у древних прибалтийских финнов, равно как единообразие их речи. Об их речи надо сказать, что (как это ясно на основе историко-сравнительного изучения речи их языковых потомков) она представляла собою одну и ту же речь, разумеется, с некоторыми вариациями от одной местности к другой, особенно в области словаря».

Полагают, что прибалто-финны пришли сюда из внутренней части лесной полосы Восточной Европы, поглотив обитавшее здесь немногочисленное местное население. По всей вероятности, они продвигались по Великому Волжскому пути, первооткрывателями которого, как указывалось выше, археологи считают предков финно-угорских народов. Современные исследования подтверждают предположения Д. В. Бубриха о месте обитания прибалто-финнов до их разделения.

Общие корни прибалто-финнов оказались весьма глубокими. Языки финнов, эстонцев, карелов, вепсов, ижоры, ливов внутри финно-угорской языковой семьи выделяются в прибалтийско-финскую группу. Исследование каждого из них дает важнейший материал по самой ранней, бесписьменной истории народов, их культурным традициям, образу жизни, этнической психологии народов. Они также оказываются крайне необходимыми и для «расшифровки» топонимов, реконструкции многих языковых и культурных явлений у родственных народов, следы которых едва улавливаются у одних, но сохраняются у других.

На схеме (рис. 7), предложенной В. Н. Напольских, представлено их место среди финно-угорских языков.

Исследователь предупреждает, что данная схема весьма условна и ни в коей мере не может рассматриваться как модель реальных исторических процессов, но она дает общее представление о близости тех или иных языков, входящих в финно-угорскую языковую семью.

Рис. 7. Родословное древо финно-угорских языков по В. Н. Никольскому

СЛЕДЫ СЕДОГО ПРОШЛОГО В ВЕПССКОМ ЯЗЫКЕ

Принадлежность вепсского языка к прибалтийско-финской ветви финно-угорской семьи установлена давно. Основную часть в нем составляет лексика, относящаяся к общефинноугорскому слою, например, ‘ma-земля’, eläda - жить’, ‘jaug -нога’, ‘kulda - слышать’, прибалтийско-финскому языку основе - ‘hui - губа’, ‘jänis - заяц’, ‘pehmed - мягкий’ и самобытной вепсской лексике - ‘iibuz- сугроб’, sot - червяк’, cigicaine - черная смородина’, cibuda- качаться’ др..

В вепсском языке отчетливо прослеживаются следы прежних языковых контактов прибалто-финнов с соседними этническими группами: в нем имеются заимствования из летто-литовских (балтийских), древнегерманских и славянских языков. Влияние древних балтских племен (литво-латышей), обитавших южнее мест их расселения, по мнению лингвистов, на язык прибалтийско-финских народов оказалось весьма значительным. Наиболее ранние из них по времени относятся к земледелию, огородничеству, животноводству, средствам передвижения, строительству жилищ и усадьбы, одежде, пище, общественно-семейным отношениям, духовной культуре. С литовским ‘канклес’, латышским ‘кауклес’ связывают название кантеле - музыкального инструмента, являющегося культурным символом прибалтийско-финских народов. В вепсском языке следы балтского влияния отражают слова: meri - море’, ‘hein - трава’, ‘vago - борозда’, ‘kirvez - топор’; terv - смола’ ‘ naba - пуп’, karv - шерсть’, ‘taivaz - небо’ и др.

Позднее начались контакты прибалто-финнов с древними германцами, колонии которых доходили до восточного побережья Балтийского моря. В языке прибалтийско-финских народов это сохранилось в лексике, касающейся морских и военных дел, торговли. В вепсском языке это отражают слова: ‘rand -берег’, ’kuud - золото’, ‘raud - железо’; ‘fin - олово’, ‘raha - деньги’, ‘ahj- очаг’ и др.

По версии Д. В. Бубриха, установление контактов с древними германцами дало основной толчок разделению прибалто-финнов на отдельные племена. В эпоху могущества Римской империи связи с ними стали каналом вовлечения прибалто-финнов в международную торговлю, в которой главным товаром являлась пушнина. Нет сомнений, отмечает Д. В. Бубрих, «что мехами, добытыми прибалтийско-финскими охотниками, нередко щеголяли римские красавицы. Эта торговля, раз проложив себе пути, сохранилась и когда Рим пал». Разделение прибалто-финнов на отдельные племена, несомненно, ускорила и так называемая этническая революция, импульсы которой в последней четверти I тысячелетия н. э. дошли до мест их расселения. После распада Римской империи усилились связи прибалто-финнов с набирающими влияние древними германцами, а на смену им в «эпоху викингов» пришли варяги. Рост торговых отношений вызывал необходимость расширения промысловых угодий и торговых пунктов, что вело к освоению прибалто-финнами обширных территорий по всем направлениям. Обитавшая на северных окраинах мест их расселения лопь (предки саами) в силу своей малочисленности и кочевого образа жизни, как полагают, не оказывала пришельцам сопротивления и откочевывала на свободные земли. Чем разнообразнее становились связи прибалто-финнов с его окружением, тем больше появлялось различий внутри прежде относительно единой прибалтийско-финской общности. Языковые данные также говорят о том, что различия в лексике прибалтийско-финских языков, ставших позднее самостоятельными, формировались при взаимодействии их со своими соседями, причем «в некоторых случаях одни и те же иноязычные слова заимствовались ими независимо».

На вновь осваиваемых прибалто-финнами землях постепенно стали формироваться самостоятельные этнические группировки, на основе которых позднее сложились уже известные нам по историческим данным прибалтийско-финские племена, связь с которыми имеют и современные прибалтийско-финские народы. На территории современной Эстонии из нескольких племен сформировался эстонский народ - эсты, восточнее мест его проживания - вдоль южного побережья Финского залива закрепились предки води - vakja, vagja или vadda; рядом с ними - в бассейне р. Невы