Эдвард поставил блок и рассмеялся:

—Ах, вот в чем дело? Тогда судя по удару, у тебя его не было,— он пошел в атаку на сына.

Тот отступил, но улучив момент, поднырнул Эдварду под руку и проверил на прочность его пресс:

—А ты судя по реакции, всю ночь о нем мечтал!— вставил шпильку Роберт.

—Все, брейк! Не забывайся,— Эдвард нахмурился.— Эта красавица вспомнила кто она и откуда?

—Не помнит даже имени, но не теряет при этом ни бодрости духа, ни чувства юмора и готова ехать со мной в Москву.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— С тобой? Нет!

Эдвард смутился своей горячности и опустил глаза. Он ощутил, как его тело наливается свинцовой тяжестью: «К чему вчера было это благородство? Роберту скоро тридцать, и он меняет женщин как перчатки. А я, видите ли, разглядел в нем вспыхнувшее чувство и отступил. Как эта девушка смотрела вчера на меня! Зачем я сдался? Чего хочу на самом деле? Для каких высоких целей беречь себя, если Лиз больше нет рядом. Имею ли я право снова обрести счастье?» Эдвард передернул плечами и взглянул на сына. Во взгляде Роберта читалась настороженность.

—Я хотел сказать, что ей положен постельный режим, а не бег с препятствиями по пересеченной местности, как ты любишь,— Эдвард переигрывал, и хуже всего было то, что дрогнувшие уголки губ сына указывали на то, что он заметил.

—Да с ней нормально все! Правда, понятия не имеет кто она и откуда, но наизусть цитирует Шекспира, помнит фольклор и считает тебя ангелом, который явился ей во сне в белом халате.

Эдвард рассмеялся и воспоминания о мимолетном знакомстве со вчерашней пациенткой теплой волной хлынули в его сознание: «Ее зеленые глаза и пальцев тонких легкий холод… Стоп, стоп! Охолони, старина». Глаза глазами, но из памяти не шел момент, когда он выставил сына за дверь и стянул с девушки трусы, руководствуясь врачебным долгом. Уверенный в том, что увидит истерзанную плоть, Эдвард остолбенел, когда перед ним предстали нетронутые розовые лепестки, стыдливо спрятавшиеся среди нежных, гладких складок персикового цвета кожи.

—Похоже, я немного переборщил с одним обезболивающим. Но мне приятно, что мы с Шекспиром поселились первыми в ее воспоминаниях.

—Ну конечно,— усмехнулся Роберт,— ты для нее ангел, а меня она чуть не выгнала взашей после пяти минут знакомства.

—Я тебя плохому не учил, так что не ко мне претензии,— улыбнулся Эдвард и, посерьезнев, добавил:

—У меня скоро самолет. Я тоже должен лететь в Москву. Поэтому мне необходимо еще раз осмотреть пациентку. Договорюсь, чтобы ее, пока нас нет, разместили в центре…

—Она нормально себя чувствует и поедет со мной. Вдруг ее тут разыскивают? Лучше пока уехать из Питера.

—Но у нее нет документов! Как она полетит?

—Я все продумал. Поедем на машине.

—На какой, если не секрет?

—Договорись, пожалуйста, с Виктором.

Эдвард покачал головой.

—И это называется, ты все продумал?

—Пожалуйста. И еще одно,— Роберт замялся и посмотрел на него так, что растаял бы и снег в морозилке.— Мне нужна эта девушка. Она уже в сердце моем.

Фаррелл-старший закусил губу: «Сердце! Оказывается, у тебя есть сердце. Откуда посреди пожара желаний и череды страстей такая вспышка нежности? А я-то уверился, что ты все изведал сполна, и тебя-то это ослепительное, щемящее душу чувство так и не всколыхнет. Обезоружил, что и говорить».

—Оставь такие взгляды для леди в комнате, хотя, похоже, ты его уже на ней опробовал. Помогу тебе, так и быть. Давно она уснула?

—Около четырех. Я дал ей обезболивающее.

— Придется разбудить,— с этими словами Эдвард открыл дверь, включил свет и подошел к кровати.

Девушка спала, и ее волосы волнами разметались по подушке. От бледности не осталось и следа, лишь небольшой синяк на щеке напоминал о том, что она вчера серьезно пострадала. Припухлые губы приняли четкие очертания и чуть открылись во сне. Эдвард присел на краешек постели и тронул девушку за руку. Она повернулась к стене и положила ладошки под щеку. В комнате было тепло, красавица во сне что-то пробормотала и выбралась из-под одеяла, оголив спину с чуть заметным шрамом в левом подреберье и с узеньким синим треугольником, условно прикрывающим загорелые бедра. У Эдварда пересохло во рту и предательски пробудилось банальное мужское желание.

—Просыпайтесь, мисс!— он потормошил ее за плечо.

Девушка повернулась на спину и сладко потянулась.

—Ты издеваешься? Выключи свет,— она наконец открыла глаза, удивленно уставилась на Эдварда и через мгновение вжалась в стену, закутавшись в одеяло, как в плащ-палатку. В ее глазах заиграл явный интерес.

—Доброе утро, мисс!

—И вам, если оно, и правда, доброе,— девушка одарила Эдварда обворожительной улыбкой.

Невольно его губы растянулись в ответ, а ведь он собирался быть с ней серьезным и решительным.

—Рад, что вы пришли в себя. Я Эдвард Фаррелл, отец этого парня,— он указал на Роберта,— и ваш лечащий врач на ближайшее время, если не возражаете, конечно.

—Я вас помню!— девушка всем телом подалась вперед.— Светловолосый, с открытым, проницательным взглядом иссиня- голубых глаз, вы сразу всплыли в моей памяти. Вчера я совершенно точно видела вас в белом халате, и мне привиделись вдобавок крылья.

—Я польщен.— как можно более бесстрастно проронил Эдвард, утопая в ее глазах как мальчишка.— Но, увы, травма произошла до нашей встречи, и только поэтому вы меня помните.

—Мы тешим себя мечтами, потому что боимся правды,— она прислонилась головой к стене и взглянула на Эдварда из-под длинных ресниц.

Фаррелл-старший залюбовался ее точеными, изящными чертами лица.

—Вы непохожи на девушку, готовую обманываться мечтами. Поверьте, я разбираюсь в людях.

—Обманываться можно и правдой,— изрекла она.— А для меня сейчас это проще простого. Для меня стерты все файлы прошлого. Доктор, пообещайте, что не положите меня в больницу! Я прекрасно себя чувствую.

—Э-э. Да я, собственно…

—Принцесса, будь уверена, что я не позволю этому случиться!— встрял в их разговор Роберт, помахал девушке рукой и плюхнулся рядом с кроватью в кресло.