— Руки убери, урод, — процедила Алита, презрительно глядя поверх голов инквизиторов. Первый, который по-прежнему водил ладонью по ее бедру, посмотрел на Алиту так, словно с ним заговорило животное. — Руки убери и отвяжи меня. Я из ваших. Работаю со Страховидом Лефевром. Так что отвяжи меня и принеси мои шмотки. Холодно тут.

Светловолосый ухмыльнулся и покачал головой. Похоже, слова Алиты не произвели на него никакого впечатления — в отличие от его коллеги, на лице которого проступило сомнение.

— Да мы с товарищем не брезгливые, — спокойно сказал он. — Под кем ты там валяешься, нам без разницы. А вот за грубость… За грубость надо отвечать, — и он хлестнул Алиту по щеке, сильно и резко, так, что она отшатнулась, ударилась головой о деревяшку дыбы и обмякла, бессильно повиснув на оковах. Сквозь волну вязкой беспомощности, охватившую тело, Алита почувствовала, как светловолосый с каким-то привычным спокойствием патологоанатома скользнул ладонью по ее лобку и вниз и резким отработанным движением запустил пальцы внутрь. Алита взвизгнула и снова рванулась в сторону и получила еще одну пощечину.

— Ну, виргинального состояния и в помине нет, — прокомментировал светловолосый, отводя руку. — Собственно, неудивительно. А поэтому…

— А поэтому вы сейчас снимаете ее с дыбы, — прозвучал в допросной новый голос. Вскинув голову, Алита увидела, что на пороге стоит Огюст-Эжен собственной персоной, и его вид не сулит коллегам ничего хорошего. Он смерил присутствующих презрительным взглядом и рявкнул: — Быстро, мать вашу!

Недавние истязатели кинулись к дыбе, и через несколько минут Алита уже сидела на низенькой скамье, подобрав колени к животу и прикрыв грудь руками. Лефевр прошел к столу и, взяв исписанные листки, пробежался по ним взглядом. Незадачливая парочка вытянулась во фрунт поодаль: по их побледневшим лицам было понятно, что их не ждет ничего хорошего.

— Она сказала, что является сотрудником инквизиции? — Лефевр говорил спокойно, но Алита чувствовала тяжелую волну его внутренней ярости, медленно катившуюся по допросной.

— Да, говорила, что работает с вами, — хмуро признался светловолосый. Лефевр развернулся от стола и посмотрел на него так, что белесый истязатель явно собрался сбегать застирать портки.

— И?

— Ну вы же не говорили, что она с вами работает, — подал голос второй инквизитор. Ноздри Лефевра дрогнули.

— Не понял, — с обманчивой мягкостью сказал он. — Я должен перед вами отчитываться? Она просто оглушила этого придурка и правильно сделала. Будет знать, как себя вести. В конце концов, по протоколу это просто устное разъяснение на месте, не более того.

Инквизиторы дружно опустили взгляд в пол. Если бы они могли, то наверняка растаяли бы в воздухе. Шмыгнув носом и смахнув со щеки слезинку, Алита притянула к себе ворох своей одежды и принялась одеваться. Ее знобило, и она по-прежнему чувствовала в себе чужие пальцы. Это было невыносимо. За время, проведенное в зоопарке, она успела смириться с тем, что ее личные границы может нарушить любой, что у нее нет прав даже на собственное тело, но вот надо же — расслабилась, размякла, поверила, что все будет хорошо, и жизнь тотчас же снова сбросила ее в грязь.

Платье застегивалось на спине. Еще один повод ощутить себя полностью беспомощной.

— Пошли вон, — произнес Лефевр так, что Алиту стало знобить еще сильнее. Инквизиторы покинули пыточную практически на первой космической скорости: только что были тут — и уже нету. Только дверь хлопнула.

Лефевр подошел к Алите и принялся застегивать крючки платья. Алита стояла неподвижно, чувствуя себя сломанной марионеткой в руках кукольника. Осторожные прикосновения заставляли Алиту задерживать дыхание от непонятного тянущего чувства, наполнявшего грудь.

— Я очень испугался за вас, — признался Лефевр. — Как вы себя чувствуете?

Его забота казалась совершенно искренней, но Алита ощущала, как между ними возникает стена, мешающая поверить в эту искренность. Потому что она до сих пор чувствовала чужие прикосновения на своей коже. Служить людям, защищать слабых, преследовать зло — что ж, она на собственном опыте убедилась, как именно здешние инквизиторы делают свою работу. Интересно, сколько ни в чем не повинных женщин Лефевр пропустил через эту пыточную, собственноручно проверяя их виргинальное состояние? И что он делал с ними после этого? Многим ли удалось уцелеть?

Негодяи не всегда выглядят таковыми. Никитос тоже поначалу создавал впечатление приличного человека.

— Неважно, — выдохнула Алита и сделала несколько шагов в сторону, не оглядываясь на Лефевра. — Спасибо за все, что вы для меня сделали, Огюст-Эжен. Прощайте.

— Подождите, — Лефевр придержал ее за руку и встревоженно произнес: — Я никуда вас не отпущу в таком состоянии.

От нарастающей боли в груди Алите хотелось кричать. Она попробовала вырвать руку, но проще было бы освободиться из капкана. Лефевр развернул ее к себе, и Алита, взглянув в его лицо, поняла, что он растерян. Причем окончательно растерян.

— По крайней мере, объясните, — негромко сказал он.

— Вы инквизитор, — выдавила Алита. Боль в груди подступала к горлу, стискивала его жгучими пальцами, и слова превращались в предсмертный хрип. — А методы работы инквизиции я только что испытала на своей шкуре. Я признательна вам за помощь и всегда буду благодарна за то, что вы для меня сделали… Но вы такой же, как и эти уроды. Профессия обязывает.

Пальцы Лефевра разжались, и он опустил руку. Несколько мгновений Алита стояла молча, не в силах взглянуть ему в лицо, а потом сказала:

— Прощайте, — и пошла к выходу.

Она не видела, куда идет, и не понимала, что происходит вокруг. Голову наполнял странный шум, и Алите казалось, что она вот-вот упадет где-нибудь. Она прекрасно понимала, что вырвалась в новую жизнь, не имея ни документов, ни денег, что сама отказалась от единственного человека в Сузе, который был к ней добр, что… Выйдя из здания инквизиции, Алита долго шла по темнеющим улицам вечернего города, расцветающим огнями фонарей и реклам, и ей было все равно, куда она идет. Она не испытывала ничего, кроме горечи и ненависти к себе и своему телу. Ничего больше.

Потом она пришла в себя — сознание прояснилось, и Алита обнаружила, что сидит на лавочке возле входа в маленький парк, а напротив веселый круглый фонарь над гостеприимно распахнутыми дверями особняка освещает большой плакат. Изящные буквы с легким наклоном извещали о том, что «Дому мадам Бьотта требуица прикащица». Вздохнув и мысленно исправив орфографические ошибки, Алита поднялась со скамьи и направилась к особняку.

— Ах, — тяжело вздохнула пышнотелая дама, затянутая в корсет на три размера меньше, чем надо, выбираясь из-за стойки возле входа. — Ох… Кофе меня погубит, а не пить не могу. Тут без кофе Господу душу отдашь. Я мадам Бьотта, милочка. Что ты хотела?

— Меня зовут Алита Росса. Я по объявлению, — сказала Алита. — По поводу приказчицы.