— Вот и хорошо, — выпалила Брюн. Мысль о том, что придется вернуться в поместье и ночевать под одной крышей с Альбертом, пугала ее — особенно после той картинки, которую он так поспешно ей подсунул. А там, глядишь, сумасшедший братец Эрика опять подастся тешить плоть и забудет о том, что Брюн есть на этом свете.

— Боитесь? — поинтересовался Эрик, и Брюн решила не скрывать:

— Да, боюсь.

— Я его контролирую, — уверенно произнес Эрик. — Берт не причинит вам вреда, можете не опасаться.

— Вы оба меня пугаете, — призналась Брюн, машинально придвинув к себе газету. На дагерротипическом снимке был изображен человек в черном, он стоял на трибуне, и за его спиной красовались государственные флаги Хаомы. Брюн отодвинула газету — она не любила политику. — Вот сейчас вы привели меня в это место, а я даже не почувствовала, что мной управляют. Где мои мысли, а где ваша воля?

Губы Эрика дрогнули в улыбке. Должно быть, какой-то этап очередного эксперимента завершился так, как он и ожидал.

— Как мне убедить вас, что вы в безопасности? — спросил он. — Что я должен сделать, если уж моим словам вы не верите?

Брюн растерянно опустила глаза. Она не знала, что ответить.

— Вы производите впечатление умной девушки, — произнес Эрик. Он вынул из внутреннего кармана сюртука квадратик мягкой ткани для протирания линз и, сняв очки, внезапно показался беззащитным. — Вы попросили предупреждать вас о начале экспериментов — я буду это делать. Сейчас же я просто позвал вас сюда, потому что не знал, как еще с вами связаться.

— Хорошо, — кивнула Брюн. К щекам вновь прилил румянец. — Спать с вами в одной постели обязательно?

Эрик устало качнул головой. Надел очки.

— Это необходимо для подстройки полей ведущего и ведомого, — сказал он. — Как и ваше целомудрие. Так что можете быть спокойны, ваша честь вне опасности.

Брюн вздохнула.

— Не делайте мне больно, — попросила она. Эрик посмотрел на нее так, словно Брюн сморозила невероятную глупость.

— Я никогда бы так не поступил, — твердо сказал он. Брюн презрительно усмехнулась.

— По вашему приказу я пыталась вскрыть себе вены.

Протянув руку, Эрик мягко дотронулся до царапины на запястье Брюн и ответил:

— Мне нужен был сам факт того, что инстинкт самосохранения отключается по воле ведущего. Я не допустил бы травмы.

Он говорил так, что Брюн ему поверила. Конечно, это снова могло быть влияние, и она прекрасно понимала, что Эрику ничего не стоит убедить ее в том, что он считает нужным.

— Хорошо, — промолвила Брюн. — Я так понимаю, вы продолжите распускать руки.

Щеки Эрика едва заметно порозовели, словно фраза Брюн смутила его, и он всеми силами пытался скрыть от нее это смущение.

— Однажды я выпил две ампулы раствора севрского порошка в сочетании с труп-травой, — сказал он. — Надо было проверить действие — и я проверил на себе. Наука иногда вынуждает нас делать неприятные вещи, и поверьте, я их делаю не потому, что хочу вас. Будьте покойны, не хочу. Меня интересует только моя работа.

Брюн вдруг подумала, что это звучит обидно — и сразу же осадила себя.

— Предупреждайте, — сказала она. — Мне нужно будет подготовиться.

В гостиницу они пришли ранним вечером, и Брюн поняла, что устала — долгий день ее вымотал. Сняв шляпку, она практически рухнула в кресло и сказала:

— Надеюсь, вы не планировали экспериментов на сегодня. Я без сил.

Эрик расстегнул сюртук, аккуратно убрал его в шкаф и откликнулся:

— Если честно, планировал. Хочу подтвердить или опровергнуть одну свою догадку. Это не займет много времени.

Что ж, этого следовало ожидать. Брюн подумала, что Эрик ни за что не откажется от своих замыслов — как и любой другой ученый, увлеченный своим делом. Эта увлеченность и готовность пойти на риск ради своего труда делала Эрика интересным. Если бы они познакомились при других обстоятельствах, и, допустим, он просто попросил бы Брюн помочь ему в экспериментах — она бы не отказала.

«Так помоги ему теперь, — ожил внутренний голос. — У тебя все равно нет выбора».

— Итак, — Эрик поднял руку, сложил пальцы щепотью, готовясь к щелчку. — Когда я щелкну пальцами, эксперимент начнется. Раз. Два. Три!

Щелчок показался Брюн оглушительным. Она встала и приблизилась к Эрику, ловя себя на том, что краем глаза видит шершавую алую нить, которая обхватывает ее талию и тянет к артефактору. Наверно, так и выглядело его влияние.

— Хорошо, — ободряюще улыбнулся Эрик. — Что вы чувствуете?

— Я устала, — проговорила Брюн. — И хочу спать.

— Какие сны в том смертном сне приснятся, — нараспев прочел Эрик, — когда покров земного чувства снят[1]?

Брюн протянула руку и ощутила уже знакомую рукоятку пистолета. Тяжелый. Он был тяжелый — разум уловил только это. Потом Брюн запрокинула голову, и дуло уткнулось ей в горло — в тонкую кожу в начале шеи.

— Хорошо, — практически мурлыкнул Эрик. — Прощайте, Брюн.

Палец с усилием надавил на курок — Брюн услышала щелчок, и все исчезло.

Она пришла в себя через несколько минут. Сперва пришел знакомый запах одеколона с османтусом, потом Брюн почувствовала прикосновение к щиколотке и невольно дернула ногой — в тот же миг ей стало ясно, что это Эрик расстегивает цепочку ее старой туфельки.

Эрик. Пистолет.

Ей приказали застрелиться, и она послушно нажала на курок.

Чужая рука мягко сжала ступню, и Брюн замерла, чувствуя, как каменеет тело — так испуганный полевой зверек застывает под янтарным взглядом змеи, надеясь, что она не заметит его. Ладонь артефактора осторожно двинулась вверх, к колену, и это тихое, вкрадчивое прикосновение выбило из груди Брюн едва слышное «Ах..!»

— Точно, — откликнулся Эрик. — Так я и думал. Вот она.

Его пальцы пробежались по колену там, где у Брюн был давний шрам — матушка говорила, что Брюн получила его в детстве, упав на катке, но Брюн, как ни старалась, не могла вспомнить, как это произошло.

— Я разбила колено на катке, — прошептала она. Эрик усмехнулся и убрал руку: Брюн невольно вздохнула с облегчением, но тотчас же уловила в нем дальнюю тень сожаления.

— Да бросьте, — скрипнула кровать — Эрик сел рядом. Брюн открыла глаза, и у нее сразу же закружилась голова — всю обстановку комнаты понесло по кругу, и Брюн испугалась, что упадет с кровати на пол, и ниже, ниже. — Откуда у вас вживленная косичка?

— О чем вы?

Эрик негромко рассмеялся и вдруг резко ударил кулаком по кровати. Брюн вскрикнула, дернулась, пытаясь закрыть голову от нового удара, но ничего не получилось: она была сейчас совершенно беспомощной — марионеткой, у которой срезали все ниточки одним ударом ножниц.