Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— В вашу очаровательную ножку вживлена косичка, — голос Эрика звучал вполне спокойно, но за этим спокойствием звенела нарастающая ярость. — Она сплетена из тонких металлических полосок артефакта, который искажает магическое воздействие… Господи, я идиот.
Слабость медленно ушла: Брюн внезапно поняла, что комната больше не плывет вокруг кровати. Попробовала сесть — получилось. Эрик закрыл лицо ладонями, и Брюн вдруг почувствовала, что артефактор вот-вот сорвется в истерику. Страшную, некрасивую истерику.
— То есть, это из-за косички ваш эксперимент идет не так, как надо? — Брюн говорила с тем тихим спокойствием, с которым говорят с больными или безумцами.
Эрик кивнул.
— Она старая, — негромко ответил он. — Какие-то импульсы пропускает, какие-то нет. И ее не вырезать — артефакт уже внедрился в вашу нервную систему.
Он говорил так, что Брюн невольно ощутила жалость, которую ощущают тогда, когда сильный человек раздавлен своим горем. Она осторожно дотронулась до плеча Эрика и промолвила:
— Я не знала. Я правда не знала.
Эрик усмехнулся.
— Обычно косичку вшивают тяжело больным детям, — устало объяснил он. — Тем, которые вот-вот умрут. Должно быть, у вас было воспаление мозга, дети в наших краях им часто болеют… — Эрик провел ладонями по лицу и прошептал: — Господи, какой я идиот…
— Получается, я не подхожу для вашей работы, — выдохнула Брюн. Ей вдруг стало жутко чуть ли не до обморока. Она была собственностью братьев Эверхартов, и теперь, когда ее ценность для экспериментов Эрика равнялась нулю, он вполне мог отдать Брюн своему чокнутому братишке для забав.
— Я не знаю, — пожал плечами Эрик. — Очень может быть, что в том человеке тоже есть такие косички. Значит, надо учиться обходить их влияние. Я не знаю…
Он поднялся с кровати, подошел к бару и, с грохотом открыв тяжелую дубовую крышку, вытащил бутылку вина. Брюн сидела ни жива, ни мертва. Она вдруг отчетливо поняла, что находится в номере гостиницы в незнакомом городе, в компании по-настоящему пугающего человека — и этот человек может сделать с ней все, что сочтет нужным.
Никто не защитит. Никто не поможет.
— Что со мной будет? — спросила Брюн. — Что вы собираетесь делать?
Голос дрогнул — она все-таки не удержала спокойного вида леди, которая сохраняет доброжелательное выражение лица даже в самой тяжелой ситуации. Эрик покосился в сторону Брюн и произнес:
— Я собираюсь продолжать эксперименты, что ж еще. И мне предстоит очень долгий и тяжелый разговор с заказчиком.
— А я? — жалобно спросила Брюн. На самом деле она хотела сказать очень много. Что мне предстоит? Какими будут эти эксперименты? Если я окажусь бесполезной, вы отдадите меня брату? Но все это легко уместилось в один вопрос, заданный почти со слезами.
Эрик посмотрел на нее так, словно всеми силами старался быть сейчас спокойным и дружелюбным — хотя для этого ему требовалось приложить серьезные усилия.
— Пока все по-прежнему, Брюн, — промолвил он. — Завтра едем домой.
[1] Шекспир, «Гамлет»
Итак, подопытная обладала вживленным артефактом для здоровья, который, как и любой внутренний артефакт, отражал внешнее магическое воздействие, но теперь из-за срока давности делал это через раз. В первый день Брюн выполнила все, что от нее требовалось — во второй эксперимент начался удачно, подстройка полей ведущего и ведомого прошла с необыкновенной легкостью, зато потом артефакт отразил приказ, и Брюн не выстрелила в слугу.
Впрочем, уже вечером артефакт не сработал, и Брюн послушно нажала на курок.
Лежа в кровати, Эрик таращился в потолок, бездумно скользя взглядом по фреске. Богиня весны побеждала зиму и щедро рассыпала во все стороны нарциссы и розовые крокусы — страшная безвкусица. Непередаваемая. Впрочем, она вполне подходила к общему настроению Эрика. Все было плохо. С Брюн нельзя было работать. Поди знай, чем обусловлена очередная неудача — артефактом или недостатками технологии.
Девушка, которая свернулась клубочком на другой стороне кровати, была дефектным товаром. Сейчас, обхватив себя руками за плечи, она словно закрывалась от Эрика даже во сне. И что теперь прикажете с ней делать? Надо было срочно, даже сверхсрочно искать новый образец — да где его найдешь?
Эрик чувствовал себя кроликом в ловушке. Он почти физически ощущал на своих ребрах кривые зубья капкана.
Меньше всего он хотел общаться с заказчиком — хотя бы потому, что надо было рассказывать о проблемах и задержках, а заказчик ждал результата как можно скорее. Меньше всего он хотел тратить время на поиски нового образца — с Брюн ведь так хорошо все начиналось! Настолько качественный, безупречно чистый эксперимент!
Он ведь смог. Он справился.
И все рухнуло.
Брюн что-то пробормотала во сне. Из раскрытого окна долетала далекая музыка на набережной, обрывки разговоров запоздавших прохожих и тонкий запах цветущей сирени. Ведь заказчик не принесет на блюдечке невинную девушку благородных кровей — велит работать с тем, что есть, не пасовать перед трудностями и вообще, шевелиться побыстрее. Все предсказуемо.
Эрик покосился в сторону Брюн. Девушке, проигранной в карты, надлежит быть покорной, послушной и тихой. А эта была совсем другая. Возможно, из-за этого все и пошло не так, как надо. Эрик прекрасно понимал, что характер Брюн никак не влияет на ход эксперимента — либо его влияние ничтожно мало — но никак не мог перестать испытывать досаду.
Что теперь с ней делать?
Больше всего девчонка боялась, что Эрик отдаст ее Альберту — он видел, какой ужас отпечатался на бледном лице Брюн, когда брат показал ей какую-то мысленную картинку в своем вкусе. Ну а что ему еще остается? Вернуть родителям — так это позор на всю округу, двое мужчин забирали девицу из дому и спустя несколько дней вернули домой. Разговоров хватит надолго, хотя эти разговоры наверняка уже приняли самые занимательные обороты.
Впрочем, ладно. Все это не имеет значения. Какое ему дело до чужого позора?
— Брюн, — негромко позвал Эрик, одновременно передавая девчонке мысленный сигнал. — Вы спите?
Некоторое время она не откликалась, хотя контакт был: Эрик чувствовал изменение энергетических полей. Потом Брюн шевельнулась и откликнулась:
Нет. Уже не сплю.
Анализируя многочисленные энергетические связи между ведущим и ведомой, Эрик не мог не испытывать удовольствия. Ну как же хорошо, как чисто все складывается! И как все рухнет из-за этой косички…
— Вы меня по-прежнему боитесь, да? — поинтересовался он. Брюн шмыгнула носом, сразу же став маленькой и несчастной, ребенком, заблудившимся в темном лесу.
— Боюсь, — призналась она. Эрик проследил за колебаниями ее ауры и подумал, что мог бы влюбиться в само сочетание этих невидимых обычному глазу красок, в их свежесть и насыщенность.