— Что значит, не видели, кто на вас напал? Почему? — допытывался мой мучитель.

— Потому что и в самом деле не видела, — отбивалась я дрожащим голосом. — Я ведь уже говорила. Мы с Трэем ехали, целова… беседовали то есть, а потом раздался взрыв, и карета резко остановилась. Трэй хотел выйти, посмотреть, но вокруг вдруг появился такой странный желтый туман. Мне стало дурно, и Трэю тоже, он упал… Больше ничего не помню… только лошади… они так громко ржали… Очнулась я уже в той избушке. Вы что, мне не верите?

— Верю, — нехотя цедил Саллер. И снова принимался выяснять подробности.

— Имя напавшей на вас женщины? Не представилась? Ладно… — Ее приметы, цвет глаз, волос, во что была одета. Да, представьте себе, графиня, даже цвет платья интересует. — Что говорила? Слово в слово… Повторите… Еще раз повторите… — Как вы сказали? Гир? Могир? Так Гир или Могир? Припомните точнее. — Порошок… Какой порошок? Серый? Пыльца явра? Замечательно…

Через час я находилась уже на грани истерики.

— Послушайте, сколько можно меня мучить? — выкрикнула в отчаянии. — Что еще вам от меня нужно?

— Мне?

Герцог вдруг стал удивительно спокоен. Откинулся на спинку кресла, скрестил на груди руки и сообщил уверенно и подчеркнуто невозмутимо.

— Мне нужен от вас ребенок.

— Что?.. — Бросила на Саллера недоуменный взгляд, вдруг я ослышалась. — Простите… Что вы сказали?

— Ребенок, — повторил герцог с каким-то мстительным удовлетворением. Усмехнулся и безжалостно припечатал, наверное, чтобы у меня больше не оставалось ни иллюзий, ни сомнений: — Это все, что от вас требуется, графиня.

Издевается, подлец… Или так извращенно шутит… Или все-таки…

— Хотите, чтобы я… — Голос против моей воли дрогнул, беспомощно и жалко. Кашлянула и начала снова: — Чтобы я… родила вам ребенка?

Реакция собеседника оказалась совершенно неожиданной.

— Хм… Какое интересное предложение, — почти промурлыкал он. — Приятно, что вы все еще рассматриваете мою кандидатуру. Что ж, можно и мне.

Не поняла…Что значит «можно и мне»? А кому еще? Ему, тому самому Трэю, который муж, или всем Ольес-Саллерам вместе взятым? Вдруг у них здесь такие безумные традиции, и любому родственнику мужа позволено спать с его женой? По принципу — от кого быстрее забеременеет?

Мысли заметались испуганными зайцами. Попыталась «вспомнить», что Мэарин думала по этому поводу, но в голову, как назло, лезли одни глупости, не помогая, а только запутывая…

— Первый обязательно наследник, а потом дочери… да, непременно дочери. Я мечтаю о девочках, — звенел в ушах веселый голос, а сидящая напротив миловидная блондинка согласно кивала, не забывая зачерпывать маленькой серебряной ложкой мороженое из хрустальной вазочки и аккуратно отправлять его в рот. — Две очаровательные кудрявые малышки… Нет, три.

Вот меньше всего меня интересует сейчас, сколько детей собиралась заводить девица Астон.

— Я закажу им одинаковые платья, а к моему прикажу пришить ленты такого же цвета, — упоенно продолжала откровенничать фантазерка под восторженные оханья подружки. — Мы будем великолепно смотреться вместе…

Боже, какой бред!

— Мужей разрешу им самим выбрать, — и это сомнительное утверждение нашло самую горячую поддержку у единомышленницы. — Только по любви…

Ну да… Как же…

— А сыновьями пусть супруг занимается…

Вот это уже ближе к делу.

Мири-Мири, ну же… мне необходимо знать, как в вашем мире относятся к супружеской верности, семье, браку. Пожалуйста…

Память, словно услышав мой отчаянный призыв, наконец-то подчинилась.

Картинка сменилась. Место блондиночки заняла роскошно одетая женщина с темными, слегка вьющимися волосами, забранными в сложную прическу, и красивым, немного капризным лицом. Взрослая копия Меарин.

— Ты не какая-нибудь магичка, милая моя, а маркиза, — назидательно вещала она, — маркиза Астон, помни об этом. Невинность — самый ценный дар, который девушка твоего положения отдает супругу в первую брачную ночь. Девственность, незапятнанная репутация и верность мужу — вот самое главное приданое. А об остальном предоставь договариваться отцу…

Вот как! Значит этот… герцог — чтоб ему икалось неделю без продыху — намеренно и неприкрыто оскорбляет меня, обращаясь с подобным возмутительным заявлением.

— Да как вы… — Надеюсь, у меня получилось величественно выпрямиться. По крайней мере я очень старалась. — Как вы смеете!

Саллер перестал улыбаться. В черных глазах мгновенно вспыхнул огонь, ноздри гневно раздулись, и мужчина резко качнулся вперед, стремительно поднимаясь на ноги. Один удар сердца — и он уже рядом. Крепко стиснул мои пальцы, не оставляя ни единого шанса на освобождение, выдернул из кресла и, обвив рукой талию, притянул к себе. Я замерла, почувствовав жар сильного тела и легкий табачный аромат — еле уловимый, древесно-пряный. «Он что, курит?» — подумалось невпопад.

— Как смею? — переспросил герцог, напряженно изучая мое лицо.

Взгляд его, пристальный, тяжелый, был почти физически ощутим. Вот он остановился на губах, опустился ниже, коснулся шеи, медленно-медленно скользнул вдоль выреза декольте — ладони тут же сжались, плотнее обхватывая тело, словно мужчина с трудом сдерживался, — и снова устремился к губам.

— А что вас смущает, миледи? Позвольте заметить, мы помолвлены, и добровольно данного вами слова я пока еще назад не возвращал. Так что имею полное право претендовать… Да и вы, сдается мне, вовсе не против. Не так ли? — уголок его рта презрительно дернулся.

Это на что он сейчас намекает? Что я не откажусь прыгнуть к нему в постель, стоит только поманить пальцем? Не стоит делать поспешных выводов, ваша светлость. Пусть я рассматривала вас чуть пристальней и дольше, чем положено юной стыдливой аристократке… хорошо-хорошо, пожалуй, чересчур долго и слишком пристально для благовоспитанной особы, но это не повод считать меня едва ли не падшей женщиной.

— Не так! — отрезала холодно и уперлась ладонями в мужскую грудь, стараясь отстраниться. — Я замужем!

Сказала и тут же похолодела. А жив ли еще тот белокурый мальчик с солнечной улыбкой и небесного цвета глазами, который мелькал в видениях Мири?

— Трэй… — выпалила с замиранием сердца. — С ним… все в порядке?

Не то чтобы я так уж сожалела о совершенно незнакомом мне человеке. Но оказаться вдовой, вернуться к родителям или достаться на неизвестных условиях Саллеру категорически не хотелось. Почему-то юный граф Ольес виделся наименьшим из зол, по крайней мере сейчас, пока я не разобралась, что к чему, куда, зачем и как из этого всего выбраться.

— Неужели любопытно? — ядовито прошипел герцог. — Наконец-то! Я думал, засыплете меня вопросами, потребуете срочно проводить в его комнату, станете дежурить у постели, держать за руку и жалобно вздыхать. А вы даже не вспомнили о «нежно любимом» супруге.