им по-настоящему осесть и начать жить мирной жизнью, как они быстро обрастут жирком, который обязательно захотят срезать голодные и бедные соседи. А ещё римские козни нельзя списывать со счетов…

– Ладно, выдвигаемся в город, – вздохнул он, решив, что обдумает предмет переговоров с викарием по дороге.

Чего мог хотеть викарий? Денег у него много, связываться с крупным отрядом воинов он не захочет. Скорее всего, его интересуют гарантии безопасности. Эйрих может их дать, ведь у этого их похода нет военных целей.

Караван двинулся по мощёной дороге, пожалуй, самому выдающемуся достижению римлян, позволяющему доставлять войска и товары в любую точку империи в кратчайшие сроки. Они двигались по особенной дороге, называемой римлянами via militaris,[13] в направлении Филиппополя, где их уже должны ждать, если верить Татию. И Эйрих сильно надеялся, что их не ждёт там готовый к бою комитатский легион. Это посещение города послужит проверкой лояльности Татия.

К счастью, в пригородах их не ждали легионеры в боевом построении, но кое-кто, всё же, их ожидал.

Крупная делегация, прикрываемая небольшим отрядом кавалерии и одной когортой легионеров. Городская когорта, как ей и полагалось, находилась в городе, на крепостных стенах.

Легионеры стояли расслабленно, но в зримой готовности быстро принять боевой порядок и ударить по готам. Это римляне умеют, несмотря на то, что среди легионеров хватает бородачей – ещё Марцеллин жаловался на постепенную варваризацию легионов, но это не отменяет того факта, что это, всё ещё, легион.

– Здравствуй, викарий Соломон, – радушно расставив руки, будто собираясь крепко обнимать хозяина города, пошёл вперёд Эйрих.

– Здравствуй, Эйрих, сын Зевты, – степенно кивнул ему викарий.

Этот мужчина, как видно из остаточных признаков на теле, знавал времена могущественной стати, возможно, был выдающимся воином. Сейчас, правда, он постарел и одряхлел, а также заплыл жиром. Чёрные прямые волосы его были коротко острижены, как оно обычно и заведено у римлян, серые глаза имели под собой синие мешки, свидетельствующие либо о недосыпе, либо о какой-то хронической болезни. Ростом он был где-то на полголовы ниже Альвомира, чего достаточно, чтобы смотреть на готских воинов свысока. Прямой римский нос имел шрам от перелома, а на подбородке имелось несколько некрасивых отметин от чего-то маленького и колющего. Несмотря на суровый вид, на Эйриха викарий Соломон смотрел доброжелательно.

– Что привело тебя в наш город? – поинтересовался он.

– Держу путь в Константинополь, с торговыми целями, – честно ответил Эйрих. – Планировал останавливаться на ночлег во встречных селениях, но жители разбегаются, едва нас завидев.

– Времена нынче тяжелые и пугающие, – с сожалением вздохнул Соломон. – Сразу не поймёшь, кто друг, а кто враг. Кто ты нам, Эйрих, сын Зевты?

– У меня нет намерений как-либо вредить вам, – ответил на это Эйрих. – Но другом я могу назваться только после того, как буду уверен, что вы друзья мне.

– Не сомневайся даже: война сейчас – это последнее, чего мы хотим, – заулыбался викарий, после чего подошёл и протянул Эйриху руку.

Эйрих руку пожал, символизировав, тем самым, свои мирные намерения.

– Думаю, необходимо разместить твоих воинов в приличествующих местах, – заговорил чуть расслабившийся Соломон, – а тебя встречать как дорогого гостя у меня дома.

Лёд первой встречи треснул, поэтому чуть расслабился и Эйрих. Не все римляне враги, ведь, большей частью, они хотят того же, чего и готы – мирной жизни.

«Увы, мирная жизнь – это то, чего на всех не хватит, поэтому за неё приходится драться», – подумал Эйрих, следуя за викарием.

Три десятка кавалеристов, подчиняясь сигналу викария, поехали в город, а когорта легионеров отправилась в свой лагерь, расположенный в пригороде. Организованность действий римлян заставила Эйриха крепко задуматься.

Готы способны действовать столь же организованно только в бою, но и то далеко не всегда. Дисциплина римлян – это их главное и победоносное оружие, которым Эйрих очень хотел бы завладеть. Но чтобы внедрить что-то подобное среди своих воинов он будет вынужден ломать, если смотреть правде в глаза – варварские дружины, через колено. Как же решить эту проблему?

В городе их встретили обеспокоенные жители. Это обычные римляне, подобных которым Эйрих видел во множестве на разграбляемых виллах и в Афинах. Женщин они начали прятать, едва завидев движущихся по главной городской улице варваров.

– Если хоть один дружинник бросит тень на нас в глазах римлян – накажу всех, – предупредил Эйрих Нимана Науса.

– Мы же не дураки, – чуть обиженно ответил ему старший дружинник. – Римлян заведомо больше, у них кавалерия – будем вести себя как агнцы в волчьем логове.

Последнее – это точно не его слова. Наус является простым человеком, пусть и имеет репутацию опасного воина.

– Отец Григорий плохо на тебя влияет, – произнёс Эйрих.

– Послушать умного и мудрого мужа – уму прибыток, – пожал плечами Ниман Наус.

Прежде чем идти в резиденцию Соломона Приска, Эйрих позаботился о том, чтобы его воины надлежаще разместились. Для этого уже было найдено устраивающее всех решение – две соседствующих стабулы получили от Эйриха оплату и освободили все помещения для готских воинов. Горожане, ночевавшие в стабулах до этого, с готовностью покинули свои номера, потому что соседствовать с готами – это, на их взгляд, не очень безопасно.

– У меня как раз есть несколько бутылок фалернского, – произнёс Соломон, когда они разлеглись на лектусах в триклинии.

Триклиний, то есть пиршественный зал резиденции, был украшен роскошными фресками, устелен белым мрамором, также имеющим некий сюжет, изучению которого Эйрих не мог уделить достаточно времени. На стенах был изображён пир олимпийских богов, празднующих что-то прямо на облаках. Обнажённые мужские торсы, будто напоказ выставленные женские груди и ягодицы – эта фреска языческих времён и такое, насколько знал Эйрих, в приличных римских домах не одобряется. Но, судя по всему, Соломон Приск плевать хотел на мнение христианских проповедников и ценил эту фреску за изысканную красоту.

– Когда я купил эту резиденцию, пришлось долго ругаться с женой, чтобы отстоять фреску, – усмехнулся викарий, увидев, что Эйрих внимательно изучает произведение искусства. – В конце концов, хуже кушать Юлия от этого не станет, а я могу насладиться древней красотой.

– Прекрасная фреска, – кивнул Эйрих. – Хорошо, что ты её сохранил.

Рабы, с особой помпой, принесли старую глиняную амфору, покрытую пылью. Сняв восковую заглушку, один из рабов поставил амфору на специальный пьедестал.

– Надо дать вину подышать, – прокомментировал Соломон его действия. – Так можно насладиться всей палитрой его вкуса и аромата.

Видимо, озадаченность Эйриха была видна на его лице. Он пообещал себе старательнее работать над мимикой. С пластикой у него всё отлично, потому что его учил ей давно мёртвый