— Вы хорошо знаете детективную литературу, — сказал Дронго.

— Это вас удивляет?

— Отчасти. Обычно женщины предпочитают литературу другогоплана.

— Это смотря какие женщины, — возразила Майя Александровна.— А вы знаете, что детективы любит читать баронесса Тэтчер?

— Не знал, — признался Дронго.  Неужели и вы любите ихчитать?

— Дело в том, что я писала научную работу на тему«Психология образов в детективной литературе». Поэтому мне было интересновстретиться и поговорить именно с вами. Что вы будете пить?

— Минеральную воду без газа, — вопросил Дронго.

— И только? — удивилась она.

— Можно еще апельсиновый сок, — добавил Дронго.

Она подняла правую бровь, но больше ничего не спросила. Ипосмотрела на Вейдеманиса.

— Вам тоже сок?

— Яблочный, — невозмутимо кивнул Эдгар.

Майя Александровна поднялась с дивана

— Очевидно, вы не пьете на работе, улыбнулась она.

— Это ваше право, господа. Надеюсь, что вечером вы будетеболее раскованны. С этими словами она вышла из гостиной.

— Странно, — неожиданно раздался голос Вейдеманиса.  Чтоможет связывать таких людей, как Ратушинский и хозяйка дома? Тебе не кажется,что они разные люди?

— Иногда крайности сходятся, — задумчиво ответил Дронго.

— Хотя, я думаю, ты прав. Мне тоже интересно, какие качестваона в нем нашла.

Хозяйка дома вернулась вместе с немолодой женщиной. Тавнесла на подносе заказанные напитки. Дронго, взяв два стакана, поставил их настолик.

— Звонил Борис Алексеевич, — сообщила хозяйка дома, называямужа по имени и отчеству,  он скоро приедет.

— Может, мы пока поговорим с вами? — предложил Дронго.

— Конечно, — согласилась она. Любопытно, что именно васинтересует хотя не думаю, что смогу вам чем-то помочь.

— Почему же.

— Я знаю, зачем вы здесь, — пояснила она, и знаю, почемуБорис Алексеевич искал вас, надеясь, что вы ему поможете. Он обычно ничего нескрывает от меня.

— Тогда вы можете подсказать нам, кого можно подозревать.Как вы думаете, каким образом документы могли оказаться у постороннегочеловека?

— Не знаю. Мне кажется, что произошла какая-то ошибка. — Онанахмурилась.

— Дело в том, что в доме никого не было. Мы отпустили нашуприслугу и остались одни. В этот день у нас были моя подруга с мужем, сестраБориса Алексеевича со своим супругом и секретарь моего мужа. Больше никого.Подозревать кого-то из них мне кажется не совсем правильным. Возможно,документы исчезли не из нашей квартиры. Но в любом случае неприятно, чтодокументы оказались у этого Лисичкина, который опубликовал их со своимикомментариями. Не очень честными комментариями…

— Тем не менее, ваш супруг настаивает, что документы исчезлиименно из его кабинета, — напомнил Дронго.

— Да, — согласилась она.  Но не исключено, что кто-то чужойсумел побывать в его кабинете в наше отсутствие.

— У вас в доме есть охрана, — возразил Дронго,  и чужой,который сумел бы к вам проникнуть, наверняка взял бы нечто более существенное.Я не был в вашем доме, но не сомневаюсь, что в квартире есть вещи более ценные,чем эти документы.

Она промолчала.

— Вы всегда так беседуете? — осведомилась она. — Не могупонять, когда вы шутите, а когда говорите серьезно.

Я стараюсь говорить серьезно о несерьезных вещах инесерьезно о серьезных, — пошутил Дронго.

— Но разве я был не прав?

— Правы, — ответила она,

— я об этом долго думала. Но тогда нужно согласиться, чтокто - то из наших близких — предатель. А это очень неприятно. И больно, —добавила она после паузы.

— И тем не менее документы были опубликованы, — напомнилДронго. — Каким-то образом они попали к журналисту.

— Мы тоже об этом думали, — нахмурилась Майя Александровна.— Мне кажется, что это был рок. Журналист получил документы неправедным путем исам себя наказал. Я человек неверующий, но иногда можно поверить в некий рок,который так страшно наказывает. Журналист погиб, и я думаю, что мы теперьникогда не узнаем, кто передал ему документы.

— Всегда можно определить конкретного исполнителя, еслиизвестны все подозреваемые, — возразил Дронго. Это как математическая задача содним неизвестным.

— С одним? — быстро переспросила она.  Понять человека,которого ты знаешь, бывает очень сложно, а прочувствовать и понять незнакомыхлюдей почти невозможно. В вашей математической задаче может быть любаяпогрешность. Здесь не одно неизвестное, а по меньшей мере шесть неизвестных. Изсеми. Я не считаю, разумеется, самого Бориса Алексеевича, который вряд ли сталбы красть документы из собственного кабинета.

— Вы обсуждали с ним эту проблему?

Она удивленно взглянула на Дронго. Посмотрела на молчавшегоВейдеманиса и несколько неуверенно пробормотала:

— Это было бы ненормально, если бы семье не говорили о такойпропаже. Конечно, мы обсуждали это с Борисом Алексеевичем. Ему было оченьнеприятно, что такое случилось в нашем доме. Как и мне. Но мы никого неподозреваем. В тот день с нами были только самые близкие друзья. Самые близкиелюди, — подчеркнула она. — И мы не имеем права кого - то подозревать. Мырешили, что Борис Алексеевич забыл, что не приносил документы домой или унес ихвместе с другими на работу.

Лицо Эдгара казалось невозмутимым, но Дронго знал, что егодруг нервничает, так как заметил, что тот несколько раз моргнул.

— Он тоже так решил? — переспросил Дронго.

— Мне кажется, да. Во всяком случае, мы с ним больше невозвращались к этому вопросу. И я очень удивилась, когда он сказал мне, чтособирается обратиться за помощью к вам. Мне казалось, что после смертижурналиста вопрос был закрыт. Я думаю, что внезапная смерть Лисичкина вызвала унего подозрение, и он решил проверить все еще раз. Я с ним согласилась.

— Он мог поговорить с журналистом до его смерти и попытатьсявыяснить, кто передал документы, — предположил Дронго.

— Ну что вы, — хозяйка даже чуть усмехнулась. — Неужели выдумаете, что Борис Алексеевич способен на такую низость — перекупить у журналистаимя предателя. Недостойно и грязно. Нет, нет. Он не мог об этом даже подумать.

Вейдеманис моргнул еще несколько раз.

— Было бы правильнее попытаться узнать у журналиста, как кнему попали документы, — возразил Дронго. — Наверное, я бы так и поступил.