Стоящая в середине девушка расчесывает длинные черные волосы.

– Вы видели это? – Ее голос эхом разлетается по сцене.

– Кензи, будь добрей, – заявляет та, что копалась в шкафу. – Говори «она», а не «это».

– Да знаю, что это девушка. Я имела в виду, вы видели ее лицо? Я лишь мельком глянула – и поверьте, этого было достаточно.

– Что, неужели настолько плохо?

Дверь шкафа с грохотом захлопывается, так что до меня доносятся лишь последние два слова из ответа:

– …Фредди Крюгер.

Произнесшая их старшеклассница принимается красить губы ярко-розовой помадой.

– Девчонки, я не хочу никого обидеть, но это было жутко. Я бы никогда не сказала это ей в лицо, но как с такой внешностью можно ходить в школу?

– На прошлой неделе я пропустила два дня из-за прыща, – заявляет другая, припудривая лоб. – Если б я выглядела как она, то забилась бы в какую-нибудь нору и не высовывалась.

Кивая, подруги убирают косметику обратно в сумки и в последний раз оглядывают себя в зеркале.

Волосы – уложены. Быстрый взгляд через плечо – сзади тоже все в порядке. Наклониться к зеркалу и проверить, не застрял ли между зубами шпинат – разумеется, нет. У таких девушек никогда ничего не застревает между зубами. Судьба слишком добра к ним.

Они уже идут к выходу, когда мой телефон начинает громко вибрировать – очередное сообщение от Коры. Та, что назвала меня Фредди Крюгером, останавливается и смотрит назад. Наши взгляды на миг встречаются, и я крепче обнимаю ноги.

– Девчонки, – шепчет она и тычет пальцем в мою сторону. – Мы здесь не одни.

Мои колени протестующе ноют, а я молюсь, чтобы девушки ушли. Не дай бог, они найдут меня – «это» – прячущуюся за сценой, словно Призрак Оперы. Было бы слишком для первого дня моей «нормальной» жизни…

Темноволосая девушка подходит вплотную к моему укрытию.

– Эй, кто здесь? Подслушивать нехорошо!

Я прикусываю губу, когда кожа на моих коленях трескается и кровь пропитывает штаны. Боже мой, только не это…

Пожалуйста, уходите.

– Да оставь, Кенз, наверняка какой-нибудь испуганный младшеклассник.

Да-да, оставь. Оставьте меня в покое.

Шаги останавливаются рядом со мной – ее обувь почти касается моей. Кенз берется за занавес – рябь идет по моему тканевому щиту, – и я беспомощно смотрю, как она отдергивает его.

Занавес полностью отдернут, выставляя меня на всеобщее обозрение: ноги прижаты к груди, а лицо наверняка не менее удивленное, чем у Кензи.

– Ой, мы не знали, что это ты, – говорит она, прикрыв рот рукой.

Я так и сижу, обняв коленки, – просто не знаю, что еще делать. Уйти как ни в чем не бывало, будто это не я пряталась и пыталась слиться со стеной?

Я отвожу взгляд, но поздно – несколько слезинок скатываются по щекам, отчего неловкая ситуация становится еще хуже.

Девушка отпускает занавес, и я слышу, как подруги шушукаются, нервно хихикая.

– Нет, давай ты, – шепчет кто-то из них, подначивая подругу. – Скажи: «Прости! И добро пожаловать в нашу школу!»

Потом они убегают так быстро, будто сцена охвачена огнем. Дождавшись, пока их смех и шаги стихнут, я наконец распрямляю ноги.

Оттянув компрессионное белье, я вижу сочащийся кровью квадрат ярко-розовой кожи на колене. Доктор Шарп расстроится, что его работа пошла прахом.

Звенит звонок, но я остаюсь на месте, вытирая кровь коричневым бумажным пакетом. Лишь спустя пол-урока я осмеливаюсь выбраться из убежища, и то сперва осторожно выглянув из-за занавеса. На столике лежит забытая ярко-розовая помада – когда-то я пользовалась именно таким оттенком.

Из зеркала на меня пялится мое отражение. Натянутая кожа оттягивает вниз нижние веки, открывая слишком много розовой слизистой, и кажется, что глаза вот-вот выпадут. Кора говорит, что из-за этого я похожа на очаровательного «щеночка». А по-моему, это делает меня похожей на статиста из «Ходячих мертвецов».

Я пальцами подтягиваю нижние веки вверх.

Эти девушки и не подозревают, что когда-то я тоже была нормальной, у меня были друзья, а в пенале валялась подводка для глаз, и на переменах я поправляла помаду и замазывала веснушки тональным кремом. Они начали издеваться надо мной, даже толком не узнав.

Будь моя жизнь греческой трагедией, до пожара я была бы главной школьной стервой, а после – усвоила бы несколько уроков доброты. Классический поворот сюжета.

Но я не была плохой. Обычная пятнадцатилетняя девчонка: по выходным ходила на матчи по американскому футболу и тратила кучу времени на подготовку к весеннему мюзиклу. Еще я была дочерью. Другом. Брюнеткой. Певицей.

Можно перечислить еще миллион моих ролей.

Я опускаю руки и вновь смотрю на шрамы.

Теперь я только одно – Обгоревшая.

А благодаря закулисному откровению Кензи и любопытству соседа на уроке я осознала, что серьезно переоценила свою способность оставаться незаметной.

* * *

После уроков дядя Гленн забирает меня из школы. Мое тело ноет от целого дня «нормальной жизни», и, когда я залезаю в грузовик, натруженные мышцы пронзает ноющая боль.

– Ну, как прошел день? – с раздражающей жизнерадостностью интересуется дядя.

Видимо, тетя Кора проинструктировала его демонстрировать позитивный настрой по поводу моего рейда в «нормальную жизнь».

– Нормально.

– Подружилась с кем-нибудь?

– Ага. Придется устраивать кастинг, чтобы отобрать лучших.

Гленн с улыбкой кладет руку на мое плечо.

– Все так плохо?

Я вжимаюсь в сиденье, когда мы проезжаем мимо парней-спортсменов, флиртующих с девчонками в форме для игры в хоккей на траве. Мы с Гленном делаем вид, что не замечаем, как они провожают нас взглядами.

– Какая разница? – Я пожимаю плечами. – Это старшие классы. А сейчас я хочу домой.

Разумеется, я употребляю слово «домой» в широком смысле. Мой настоящий дом был местом, куда можно вернуться в конце такого дня, как этот. Я поворачивала на нашу улицу и оказывалась в моем личном маленьком убежище. Где были только папа, мама и я. И успокаивающая уверенность в том, что мне не нужно быть чем-то или кем-то другим.

– Даже не сомневаюсь, – говорит Гленн. – Не хочется портить тебе настроение, но сегодня у тебя занятие в группе психологической поддержки.

Черт, я и забыла об этом маленьком условии, которое Кора включила в шоу по моему возвращению к жизни.

– Вы что, и впрямь хотите, чтобы я туда ходила?

– Кора очень надеется на эти занятия. Она считает, тебе нужна поддержка во время реинтеграции.