Вернувшись поздно ночью из полицейского отделения в номер гостиницы, уставший и злой Диннар вдруг обнаружил в апартаментах незваного гостя, расслабленно сидящего в кресле и внимательно читающего пресловутые листовки, которых у него в номере с недавнего времени хранилось великое множество.

Диннар молниеносно вскинул руку с пистолетом, но  гость резко поднял голову и спокойно произнёс:

— Я — автор записок. 

Подполковник замер, недоверчиво уставившись на незнакомца. Не таким он приставлял себе этого доброжелателя.

— Наконец-то. Я заждался, — сдержанно произнёс и внимательным взглядом осмотрел мужчину, который впервые за несколько лет объявился, и чья на редкость неприятная внешность сильно удивила — она не только отталкивала, но и вызывала неприязнь. 

— Удивлены чем-то? — холодно поинтересовался незнакомец, улыбнувшись узкими бледными губами  змеиной улыбкой, не затронувшей рыбьи выпуклые глаза, также сканирующе рассматривающие полицейского.

— Тем, что решили показаться, — не стал юлить Роннигус, отмечая худое неспортивное тело, узкие плечи, тонкую шею, худые руки с почти девичьими пальцами. 

— Пора уже, — как-то странно ответил мужчина, усмехнувшись своим мыслям, холодно наблюдая за полицейским.

— Как вы обошли защиту номера? — вдруг удивился Роннигус, снова подозрительно ощупывая взглядом  таинственного незнакомца.

— Легко. Я знаю нюансы вашей защиты. 

Диннар нахмурился. Ему не понравилась эта информация. И совершенно не нравился гость.

— Почему я? Почему вы выбрали меня для информирования?  — задал Диннар давно волновавший и не дающий покоя вопрос.  

—  Уверен в вашей лояльности к неодарённым. В вашей преданности делу полиции, адекватности и сообразительности, — спокойно и очень серьезно  ответил гость.  

— Разве мы знакомы? — все же он вызывал огромное подозрение .

— Это не обязательно. Я все о вас знаю — этого достаточно, — бесцветным тоном ответил незнакомец.

— А я о вас ничего.

— Вам и не нужно, — сухо ответил тот.

Здесь Диннар был не согласен, но спорить не стал.

— У меня накопилось очень много вопросов, — осторожно произнёс.

— Я готов ответить на все, — удивил гость ответом.

— Как мне обращаться к вам?

— Друг.

Здесь тоже можно было поспорить, но Диннар снова промолчал. Друг? У него больше нет друзей. И уж тем более другом не был и не станет этот неприятный субъект.

—  Тогда последний вопрос, — Диннар напрягся. — Что было указано вами в предпоследней записке? — он сжал пистолет, готовый мгновенно вскинуть его и пристрелить мужчину.

Гость с точностью воспроизвёл текст. А потом текст последней записки и даже первой. 

Роннигус почувствовал невольное облегчение — это действительно был таинственный доброжелатель из ордена «невидимок».

— Ром, виски, бренди? — предложил гостеприимно и с некоторым воодушевлением. 

— Ром, — без сомнений произнёс Друг, откладывая листовки в сторону и немного тяжело вставая с кресла.

— Закуски? — Диннар надеялся на долгую содержательную беседу.

— Лучше пусть никто не знает и не подозревает о моем присутствии, — отказался новый Друг.  

Следующие несколько часов мужчины провели за интереснейшей беседой. 

Мадлен выехала за Елей сразу же после разговора с Диннаром, только прихватила с собой пару воспитанников, которые родом с Юга, и чьи родители попросили привезти их чада домой на летние каникулы.

Мадлен на своём мобиле сделала пару довольно больших крюков к поместьям родителей детей из приюта, Елению же оставляла в гостиницах по пути следования на несколько часов, чтобы не ругаться с той всю дорогу, и чтобы у детей не было повода дома посплетничать на их счет.

В последнее время Мадлен стала воспринимать Елению совсем как дочь, и ее поведение, в результате которого она могла серьезно пострадать, очень расстроило и разозлило ее. Узнав от Диннара, что произошло, она испугалась и поняла, что может потерять ее, как когда-то Мартина. Это понимание настолько выбило из колеи, что держать гнев в себе не получалось, и она постоянно цеплялась к Елении. 

Мадлен итак постоянно переживала из-за неё весь последний год. И днём, и ночью думала о девочке, как она там в этом суровом университете, поела или нет, не заболела ли, не обижают ли. Знала, что надоедала Еле своими звонками и письмами, но иначе уже не могла. Еления, ничего не подозревая и незаметно для себя самой и Мадлен, пробралась в самую глубину души и сердца одинокой фурии.

Наконец, выполнив все запланированное, они отправились в земли Бердайн Огдэн. По пути в одном маленьком южном городке стали  свидетелями листовочного снегопада, устроенного "невидимками". 

Небольшой мобиль медленно продвигался сквозь толпы людей, собирающихся прямо на дороге, читающих листовки и взволнованно переговаривающихся.

Одни бледнели, другие злились, третьи ругались. На лицах людей мелькало множество разнообразных выражений: растерянные и испуганные, иногда — злорадные.

Еления вышла из мобиля и подобрала несколько листовок, которые Мадлен с отвращением и возмущением прочитала. Еля с пониманием заметила, как хищно заострились черты красивого лица, как сурово поджались губы. Она и сама почувствовала гнев.

— Уроды, — процедила сквозь зубы Мадлен. — Какие же уроды и сволочи! — она нервно смяла листовки в кулаке. — Надо быстрее выезжать отсюда. Надеюсь, полиция готова ко всему.

Потом Мадлен как сумасшедшая гнала магмобиль (Еля разобралась, что он именно так назывался, потому что работал исключительно благодаря магии). Всю дорогу фурия то снова читала нотации воспитаннице, то погружалась в мрачные мысли, бормоча под нос ругательства, понося «невидимок» и никчемного императора Ансара, который допускает безобразия, творимые ими.

Мадлен боялась, что на Севере тоже сейчас «оживут» «невидимки», и снова начнётся опасное противостояние между «невидимками» и теми, кто покровительствует  «пустышкам».