Однако когда началась Первая мировая война, все американские пашни пришлись очень кстати: в Европе объем производства продуктов питания сильно упал, и США смогли принять эстафету. Цены зашкаливали, дождей выпадало много, и правительство обеспечивало фермеров щедрыми субсидиями, если они выращивали пшеницу. Конечно, они стали выращивать ее и так распахали еще больше прерий.

Впрочем, сразу после войны цены на пшеницу резко упали. И если кому-то довелось быть фермером, выращивающим пшеницу в те времена, он не мог заработать на ней достаточно и рано или поздно приходил к такому – довольно закономерному – решению проблемы: сеял еще больше пшеницы. Фермеры закупали более дорогие механические плуги и сильнее разрушали почвы. А чем больше пшеницы на рынке, тем ниже цены на нее, что… и так далее до бесконечности.

И вот неожиданно дожди прекратились. Почва высохла, и корни трав, которые удерживали верхний плодородный слой на протяжении прошлых засух, не справлялись со своей функцией, поскольку трава также высохла. Почвы обратились в пыль, ветер собирал ее в огромные черные облака, которые носились по пустыне. И эти жуткие вихри – «черные вьюги», как их назвали, – заслоняли солнце, наполняли воздух твердой взвесью и сокращали видимость до нескольких метров. Это стало символом явления, получившего название Пыльный котел, или Пыльная чаша. В самые плохие годы не бывало ни единого летнего дня, когда по местности не прокатилась такая буря, и даже когда ветер стихал, пыль продолжала висеть в воздухе. Иногда местные жители не видели солнца по несколько суток. Масштабы этого природного бедствия были поразительными, многие из бурь проходили тысячи километров и накрывали плотным землистым смогом такие города, как Вашингтон и Нью-Йорк, они оставляли на кораблях в сотнях километрах от Восточного побережья внушительный слой пыли. Засухи и пыльные бури осаждали это регион почти десять лет. Это полностью уничтожило экономику и вынудило несколько миллионов людей покинуть насиженные места. Многие из них никогда больше не вернулись, обосновавшись еще восточнее, многие осели в Калифорнии. В некоторых районах почвы так и не восстановились, даже когда вернулись дожди.

Американский Пыльный котел – один из многих известных примеров того, какими могут быть непреднамеренные последствия бездумного обращения с окружающей средой. Их великое множество: от крупномасштабной геоинженерии до крупинок пластика в морской воде, от обезлесения до капризных и непредсказуемых рек.

Возьмем, к примеру, Аральское море (только чтобы увидеть его, вам придется собираться очень быстро, потому что от него не так уж много осталось). Так вот, Аральское море, хотя в его названии и фигурирует слово «море», – это не море вовсе. Это соленое озеро, хотя и очень-очень большое – 68 000 квадратных километров, некогда одно из самых больших озер в мире. Проблема только в том, что никаких 68 000 квадратных километров больше нет. Теперь его площадь едва превышает 7000 квадратных километров, хотя уровень воды в нем и его границы все время меняются. Когда-то оно было размером с Ирландию, а теперь сжалось почти в 10 раз и потеряло почти 80 % воды. Кроме того, это больше не единое озеро: оно разделилось примерно на четыре маленьких озерца. Примерно, потому что одно из озер уже могло исчезнуть. То, что осталось от Аральского моря, – это мертветчина, в прямом и переносном смысле: призрачный засоленный и безжизненный[3] водоем, на прежних берегах которого – в километрах от берегов нынешних – ржавеют и разрушаются корабли, десятилетия назад поставленные на прикол. Тут возникает вопрос: как вообще можно было прошляпить целое море? (Ну, или большое озеро.)

Ответ очень прост: нужно только изменить русла двух рек, которые впадают в него. Ведь нас посетила гениальная мысль – выращивать хлопок в пустыне. Именно этим и занимались советские землепашцы начиная с 1960-х годов, поскольку стране был необходим хлопок, больше хлопка. И вот они решились на грандиозный проект по отводу воды из Амударьи (которая впадала в Аральское море со стороны Узбекистана) и Сырдарьи (которая приносила воду из Казахстана) для орошения безнадежной пустыни Кызылкум: ее надлежало превратить в плантацию монокультуры, которая будет обеспечивать потребности советской хлопчатобумажной промышленности. Справедливость ради нужно сказать, что план по ирригации потенциальных плантаций в Туркменистане, Казахстане и Узбекистане отчасти удался: хотя он был и очень затратным, поскольку пустыни славятся своей сухостью и сверхспособностью впитывать влагу – примерно 75 % отведенной из русел воды так и не попали на сельскохозяйственные поля. (Также имело место применение химически небезопасных дефолиантов, что привело к росту младенческой смертности и увеличению числа врожденных заболеваний.) Оросительная система пошла на пользу зарождающейся хлопковой промышленности Средней Азии, но она полностью уничтожила Аральское море и его окрестности. Не похоже, что это случалось еще хоть с каким-то водоемом – чтобы из-за ослабевания притока воды в озеро приходилось попрощаться с большей его частью.

Начиная с 1960-х годов озеро начало сокращаться в размерах, а с 1980-х годов – со все увеличивающейся скоростью, и этот процесс идет до сих пор. Вклад дождевой воды в пополнение ресурсов водоема приближался к одной пятой, остальное приходилось на реки. Когда реки перестали играть такую роль, воды оказалось недостаточно, чтобы компенсировать потери от испарения воды. Уровень воды начал падать, появились новые острова и перешейки. На рубеже тысячелетий озеро разделилось на две части: меньшую северную (Северное Аральское море) и большую южную (Южное Аральское море), посреди которой возник крупный остров. Вода продолжила убывать, а потому остров все разрастался, пока наконец между западной и восточной частями озера не осталась тонкая ленточка воды. В конце концов они обособились тоже, а летом 2014 года фотографии со спутника показали, что восточная часть полностью пересохла, обнажив под собой пустыню. Восточная чаша все же иногда заполняется водой – в зависимости от характера погоды.

Ситуация не из простых. Но все осложняется еще и тем, что когда исчезает озеро, никуда не девается все то, что было растворено в воде. Особенно соль. Когда Аральское море стало пересыхать, концентрация соли в оставшихся водах возрастала, что делало их совершенно непригодными для жизни. Соли на единицу объема стало примерно в 10 раз больше, и это убило всех живых существ и уничтожило рыболовный промысел в регионе, который обеспечивал 60 000 рабочих мест. И не только это: промышленные и сельскохозяйственные загрязнители также стали более концентрированными и плотным слоем укрыли возникшие из-под воды новые земли. Пустыни есть пустыни: ветер подхватил тонны токсичной пыли и соли с открывшихся просторов и бросил их на деревни и города, построенные по берегам бывшего озера. А там жили миллионы людей. Тут же подскочил уровень респираторных и раковых заболеваний.

Но это не приговор для Аральского моря. Недавние (и очень дорогостоящие) попытки вернуть часть воды в русла рек благотворно сказались на Северном Аральском море, туда даже пожелали вернуться некоторые виды рыб. Однако Южное Аральское море – это, как кажется, отрезанный ломоть. Но оно остается свидетельством нашей слепой уверенности в том, что мы можем инициировать широкомасштабные изменения среды нашего обитания без каких-либо последствий для себя.