свой тяжёлый багаж, а в другой — несла Ортино, норовившего вырваться. Несколько раз она чуть не упала.

Матрос Нагорный отнёс Алексея к дрожкам и скорей вернулся, чтобы помочь ей. Но едва он протянул руку к чемодану, охранники, усмехаясь, грубо оттолкнули его.

— Не положено! Пусть сами несут! А ну пошёл отсюда, царский лакей!

Дом в тумане

Вот и место прибытия. Екатеринбург. Дом инженера Ипатьева. Здание было окружено высоким деревянным забором. Таким высоким, что из окон не было видно даже верхушек деревьев. Только узкая полоска голубого неба… Но и она вскоре исчезла: окна во всех комнатах замазали побелкой. Стало казаться, что дом окутан вечным туманом…

Всюду сновали вооружённые охранники. На улице, внутри комнат, в саду, на крыше… А ещё пулемёты. Они окружали здание со всех сторон. Были установлены в подвале, на чердаке, на колокольне Вознесенского собора через дорогу… «Как забавно вооружены красногвардейцы — прямо увешаны оружием, всюду что-нибудь висит или торчит», — записала Анастасия.

Теперь царская семья ютилась в тесной и душной комнатке на первом этаже. Жизнь под арестом в Александровском дворце или в Тобольске казалась счастливой и разнообразной по сравнению с Екатеринбургом. Здесь была настоящая тюрьма. Никаких писем и новостей, никаких гостинцев от друзей. Постоянные обыски. Как-то раз, схватив княжон за руки, охранники пытались стянуть с их запястий золотые браслеты… Во время обеда могли залезть ложкой в миску с супом, а затем, причмокивая, протянуть: «Вас всё-таки ещё ничё кормят».

Выйти на улицу можно было лишь ненадолго два раза в день, в крошечный садик около дома. Но за высоким забором ничего не было видно.

— Где-то сады… чувствуете? — Ольга приподняла побледневшее, измождённое лицо к небу. — Всё цветёт… Ах, какой аромат.

Самих цветов не было видно. Но чувствовался сладковатый аромат. И, если закрыть глаза, можно было представить и сами цветы. Клумбу или лужайку. Порадоваться летнему впечатлению. Но прогулки были таким короткими…

Приятное событие ждало десятого июня: тогда разрешили приоткрыть маленькое окно в комнате. Свежий ветер, взметнувшись, чуть разбавил невыносимо душное, словно сдавленное узким кольцом, пространство.

В июле наступила череда семейных дней рождений. Когда-то они отмечались как национальные праздники. Теперь никаких подарков. Повар Харитонов умудрился на день рождения Татьяны приготовить фруктовый компот. Вот так угощение! В остальном день прошёл обычно. Татьяна читала вслух книги духовного содержания — сначала маме, потом брату, а вечером стирала с сёстрами носовые платки…

— Как скучно-о-о… — Настя подошла к окну, прижалась лицом к прохладному стеклу. Где-то там, за белой завесой побелки, кипела незнакомая жизнь. Она пыталась уловить звуки с улицы или, может быть, разглядеть размытые очертания забора… Прилегла на подоконник. В комнате раздался оглушительный выстрел. Пуля пролетела рядом с её головой и застряла в оконной раме.

От ужаса княжна сползла вниз и прижалась к стене. Громко вскрикнули сёстры и родители. Тут же в комнату ворвался комендант Авдеев:

— Сколько раз сказано! К окнам близко — не подходить! Нет, надо же делать всё вопреки! Я отвечаю за них головой, а они…

Следом последовала нецензурная брань. Дёргаясь, комендант размахивал руками. Настя молча, не моргая, смотрела в сторону. Словно изучала, как, взбухнув, шелушится рама вокруг впечатанного тёмного пятна…

Со слезами на глазах

Воскресный день начался как обычно — утренней проверкой. Комендант Юровский пересчитал заключённых. Даже сейчас, в самую жаркую погоду, он не снимал чёрную кожаную куртку. Его волосы были такие же чёрные, словно облитые краской. И лицо смуглое. Непроницаемо-тёмный, всегда одинаковый, застывший взгляд. Кого-то он напоминал. Татьяна пыталась вспомнить… Это будто из другой жизни… Просторная светлая комната и чёрный тревожный человечек, неумолимо прыгающий с кончика пера. До конца не удавалось восстановить события. Наверное, это из какого-то сна.

— Вы просили службу? — неожиданно спросил Юровский. — Тогда ждите. Сейчас придёт священник.

Узнав такую радостную новость, девочки побежали переодеваться. Они выбрали чёрные юбки и белые блузки. Причесались. Их волосы, уже подросшие, касались плеч. Александра Фёдоровна тем временем приготовила специальный стол, на который поставила любимую икону Пресвятой Богородицы.

— С заключёнными не разговаривать. Хоть одно лишнее слово — и всё. Сразу расстреляем, — инструктировали охранники пожилого батюшку, Ивана Сторожева. — В Бога мы теперь не верим. Но помним, что относится к службе, а что нет.

Вся семья собралась в зале. Началась служба. Солдаты, сгрудившись на лестнице, напряжённо сжимали винтовки. Священник старательно произносил каждое слово, диакон размахивал дымящимся кадилом. Сладко запахло ладаном. Обычно за богослужением княжны подпевали. Но в этот раз они были по-особому сосредоточенными и молчаливыми. От внимания священника не скрылось, насколько вся семья была подавлена… Неожиданно, вопреки обыкновению, диакон не проговорил, а пропел поминальную молитву за усопших «Со святыми упокой…». Не сговариваясь, все молящиеся опустились на колени. На их глазах выступили слёзы…

Запах леса

На следующий день произошло ещё одно небольшое событие. Из «Союза профессиональных домработниц» пришли четыре женщины, чтобы помыть пол. Разговаривать с ними было строго запрещено. Но по взглядам и улыбкам цесаревен работницы поняли, что те очень хотели бы им помочь. Какая жалость, что нельзя присоединиться, нельзя взять тряпку и ведро, опуститься к полу, потрогать шершавые влажные доски… Юровский внимательно наблюдал за происходящим. Но едва он отвернулся, Анастасия растопырила ладонь и показала ему нос.

Сёстры, прыснув, переглянулись. Они сидели на кроватях в старых полинявших кофточках и юбках, в заштопанных носках, похудевшие и бледные, давно забывшие не только о балах и придворных приёмах, но и о простой жизни, когда можно беспечно идти по дороге. Гулять в парке, собирать цветы, сбросить туфельки и зайти в воду; прищурившись от солнца, смотреть вдаль… И всё же они улыбнулись. «Слава Богу, сейчас мы все вместе».

Вопреки всему, настроение поднялось… Запахло лесной свежестью и чистотой. Деревянные доски пола приятно блестели от воды. Да, конечно, ещё есть надежда. Не всё потеряно. Толстый слой пыли исчез под мокрой тряпкой. Когда-нибудь так же исчезнут и страдание, и боль… и эта страшная неопредёленность… Когда-нибудь. Может быть, скоро.

Расстрел

Их неожиданно разбудили в ночь на 17 июля. Комендант объявил, что в городе начались беспорядки, а потому их должны срочно перевезти в другое место. Юровский, одетый, как обычно, в чёрную кожаную куртку, повёл всех вниз, в подвальное помещение.

Анастасия несла на руках свою собачку Джимми. Бульдожек Ортино в это время где-то