Наверняка в доме полно всяких диковинок, но хватит. Пора выбираться отсюда — делать ей здесь больше нечего.

Она собралась подняться, но тут заскрипел на улице под чьими-то шагами речной песок. Хлопнула входная дверь, и снова что-то упало, как вчера вечером, кто-то выругался, но это был не Тео. «Скамейка вышла на утреннюю прогулку», — подумала Аста отстраненно. Потом дверь в библиотеку приоткрылась, и Лин, ее недавний знакомый из кофейни, заглянул внутрь.

Наверно, вид у нее после бессонной ночи был неважный — Лин посмотрел с беспокойством, подошел, присел на корточки перед диваном.

— Привет. Ты как?

Она молчала. Глаза горели, в голове стоял низкий разноголосый гул. В горле вдруг поселился целый выводок котят-подростков, которые драли его изнутри острыми когтями, как обивку старого кресла. Можно попросить попить, но даже разговаривать не хочется…

— Извини, я вчера не смог прийти, — снова заговорил Лин, не дождавшись ответа. — Думал вечером к деду зайти, помочь, может, чем-нибудь. Хотя чем тут поможешь…

Глаза снова наполнились слезами, бледный утренний свет показался нестерпимо ярким.

— …Слушай, мне очень жаль. Правда. Я, когда твою историю услышал, так пока деда не спросил, еще надеялся. Думал, ну вдруг живой, мало ли что. Хотя мне про ту ночь много потом рассказывали. Я на несколько лет старше тебя, так что тогда, конечно, в обороне не участвовал, но жил у тети с дядей как раз недалеко от места битвы. И они успели меня унести, пока пожар не начался. Так что в какой-то мере я твоему брату жизнью обязан.

Он так и сказал — унести, но ей не хотелось ни о чем спрашивать. Она сморгнула слезы, отерла щеки ладонью. Вытаскивать руку из-под одеяла было холодно, пальцы от влаги прямо-таки заледенели.

Айн вздохнул, посмотрел на клубы пара в воздухе.

— Н-да, свежо. Подожди, я сейчас шерсти в печку подброшу.

«Ох и вони сейчас будет», — подумала Аста — впрочем, довольно равнодушно. Лин ушел за стеллажи, погремел там заслонкой и печной утварью, названия которой Аста не знала, ведь она росла в городе. Вскоре потеплело и запахло карамелью.

— Чем вы тут топите, сладкой ватой? — спросила она, когда Лин вернулся и присел рядом на край дивана. Голос охрип и пришлось говорить очень тихо.

— Это шерсть золотистых лесных котов. Они сладкоежки. Землянику объедают, малину, сладкие корни из земли выкапывают. — Лин, похоже, обрадовался, что она проявила хоть какой-то интерес к жизни. — Мы им кормушки с медом ставим, подкармливаем. Эти коты линяют на зиму, и белая шерсть у них совсем другая, более жесткая. Так что мы собираем летнюю в начале осени, до того как пойдут дожди. Она хорошо горит и дает очень много тепла — один клочок может до утра тлеть. Жаль, одежду из нее не сошьешь. На человеческом теле быстро распадается — нет у нас такой сильной светлой ауры. А красивые — жуть. И ласковые. Но пугливые, не ко всем идут — в основном девушек любят.

Он снял прилипшие к рукаву несколько волокон, протянул Асте. Та взяла двумя пальцами, понюхала — пахло карамелью. Что ж, еще одно чудо, которое ей ничем не поможет. Она попросила:

— Проводи меня до города. Хотя бы до туннеля, дальше я сама. Только тут, наверно, заблужусь.

Лин кивнул, поднялся.

— Проведу. Только, может… тебе поесть сначала? Силы восстановить. Я поищу чего-нибудь…

Она не могла вспомнить, когда в последний раз ела, но вся еда в мире стала вдруг какой-то совсем бесполезной.

— Нет, спасибо, ничего не надо. Пойдем.

В доме стояла тишина, только часы в гостиной выстукивали секунды. Выйдя в прихожую, Аста огляделась по сторонам, не желая снова споткнуться о скамейку, но той не было видно. Наверно, устроилась на отдых где-нибудь в углу, откуда вещала о своих приключениях другой, не столь активной мебели. Туфли стояли все там же, у порога, начищенные до блеска. Ирис спала рядом в своей корзине, свернувшись в клубок и прикрыв нос кончиком хвоста. На паркете неподалеку серел комок птичьих перьев.

Снаружи, после ароматного домашнего тепла, оказалось по-зимнему холодно, пахло рекой и прошлогодней прелой листвой. Застегнув легкую куртку, Аста сделала несколько шагов — и вдруг что-то яркое, сияющее мелькнуло перед лицом и снова исчезло в тумане. Она посмотрела вслед неизвестному существу — вдалеке еще виднелось слабое свечение. Птица, не птица?..

— Это рыбы, — объяснил ей Лин, который шел рядом. — Они плавают в реке, а когда сыро, то и в воздухе. Еще они светятся в темноте, как фейерверки.

Летающие рыбы… Да, конечно. Мысли спутались окончательно, а котята в горле снова затеяли возню, и разговаривать расхотелось.

Так, в молчании, они дошли до подземного перехода. Отсюда уже слышен был город — Риттерсхайм не желал отсыпаться в субботнее утро и, несмотря на ранний час, вовсю кипел, торопя своих жителей по разным неотложным делам. Аста и Лин остановились у бетонной арки, постояли молча — оба не находили слов.

— Спасибо тебе за помощь, — сказала наконец Аста, чувствуя, что пора прощаться. — Хорошо, что все… выяснилось, а то я бы еще ждала.

…Как же холодно. Такой анестетический холод, как в операционной, и боль ощущается будто издалека.

— Да не за что. Я бы тебе с радостью хорошую новость принес, но видишь как…

Он снова замолчал, а она вспомнила, о чем собиралась попросить.

— Я хотела бы себе фотографию Томаса, ту, которая в книге. Можно ее скопировать?

— Да, конечно. Дед много фотографирует, у него есть все негативы. Я попрошу его напечатать фото и пришлю тебе. Адрес есть.

— Спасибо. Ну, я пойду.

— Давай. Береги себя.

— Ты тоже.

Нырнув в сырой полумрак туннеля, она тут же запретила себе оглядываться. Сказать бы Лину: «Не отпускай меня, пожалуйста. Сделай что-нибудь, потому что я не знаю, как теперь жить дальше…» Но что он мог сделать? Пусть возвращается в свой странный мир — каждому свое.

Вот и снова Замковый парк, почта, знакомые вывески магазинов. И будто не изменилось ничего — только надежды не стало. По улицам города разливался серый весенний день, и люди спешили по своим делам, не успевая подумать даже о самом маленьком чуде.

* * *

Проводив Асту, Лин вернулся в дом деда. Ирис, все еще спавшая в своей корзине, подняла голову, когда открылась дверь. Конечно, она и так знала, кто пришел, но лишний раз посмотреть не мешает. Лин склонился, рассеянно погладил рыжие, с кисточками уши, и теплый шершавый язык коснулся его ладони.

В кухне он привычным движением взял со стола старый медный чайник, наполнил его водой из бака, поставил на круглую плитку из огненного камня — она засветилась мягким оранжевым светом. Затем Лин нашел на полке самую большую чашку, а в глубине одного из шкафов — начатую упаковку чая в пакетиках и порадовался, что дед ее не выбросил. Тот поэтично называл такой напиток «Пыль индийских дорог» и вообще за чай не считал. В ожидании, пока горячая вода в чашке примет чайный цвет, Лин отрезал кусок вчерашнего хлеба, намазал маслом и медом и безнадежно подумал: поспать бы. Но куда там — времени все меньше, а дела никакого. Темный лесной мед пах терпкой ягодой и нагретыми солнцем травами, и в янтарных струйках, стекавших с ложки, сверкали золотые блики. Хоть бы потеплело, а то опять целый день по городу шататься — никаких сил не хватит.