Конечно, Аста отправлялась, и не раз. Сначала со школьным проездным и бутербродом в рюкзаке, ориентируясь по старой карте города, которую мама купила, когда приехала поступать в университет. Позже — с телефоном, в который было занесено все, что удалось узнать на тот момент. Она исходила город вдоль и поперек, много раз была в гимназии, где учился Томас, на спортплощадках, на всех вокзалах и даже в таких местах, куда девушке в одиночку лучше не ходить. И каждый раз поиск почему-то заканчивался у того супермаркета. Где-то совсем рядом пахло рекой, и даже слышался иногда плеск волн в шуме городских улиц. Но дальше как будто вырастала невидимая стена. Почему она не могла раньше перейти эту границу? Впрочем, если бы даже и могла — слишком поздно. Опоздать на день или на много лет — уже без разницы.

Сейчас от жара не получалось даже уснуть. Аста часами смотрела National Geographic, бездумно наблюдая за красивыми видами дальних стран и дикими животными, а когда температура немного спала, спустилась в холл к почтовому ящику.

Почты набралось много. И среди узких белых конвертов, в которых обычно приходят счета и разные уведомления, нашелся один большой, рыжий. На нем, толстом и тяжелом, не было ни адреса, ни марки, только имя. Аста принесла его домой, распечатала, вынула фотографию в деревянной рамке — ту самую. Долго смотрела на нее, сидя на кровати. Потом походила по комнате, ища, куда бы поставить.

Рамка из необычного серого дерева с бледно-голубыми разводами не имела ни подставки, ни петель. Аста как раз примеряла ее к стене над столом, когда рамка выскользнула из рук и… повисла в воздухе. Аста осторожно потрогала ее, готовясь подхватить, чтобы не разбилась, потом подвигала вверх-вниз, в стороны, наклонила — рамка так и осталась висеть, будто опиралась не на воздух, а на твердую поверхность.

Забавно. Что ж, можно повесить фото над столом, и стены съемной квартиры долбить не надо — все равно она не умеет, а попросить некого. И еще стало грустно. Эта грусть хорошо знала все уголки ее сердца, а потому без труда пробралась в самую глубь.

Аста ждала эту посылку и надеялась найти в ней хоть какое-нибудь послание, вроде слов поддержки, или приглашения прийти, или чего-то в этом роде. И лучше от Лина — ведь это он доставил пакет. Но в конверте больше ничего не было.

Через три дня больничный закончился, и Аста продлила его, пожаловавшись врачу на слабость (лукавить не пришлось — она чувствовала себя совершенно разбитой). Но потом все-таки настал день, когда надо было выходить на работу.

* * *

То утро выдалось суматошным. То ли после болезни, то ли потому, что думала она совсем о другом, привычные действия заняли очень много времени. Уже собравшись и мельком глянув на часы (надо же, все-таки успела!), Аста остановилась перед зеркалом в прихожей.

Она всегда смотрелась в него перед уходом, проверяя, не торчит ли воротник и не остались ли на ногах домашние тапки. Сейчас же она увидела себя по-другому — будто постороннюю, незнакомую девушку: бледное лицо, сжатые в одну полоску губы, гладко причесанные светлые волосы. Строгая блузка, тонкая серебряная цепочка на шее, в правой руке сумка, левая стянута ремешком часов. Безупречная осанка, неброские цвета. Ничего лишнего. Ничего личного. Ничего, что делало бы ее живой.

Мобильник запищал, подсказывая, что надо спешить — через восемь минут придет поезд. Аста нашарила телефон в сумке, выключила таймер и снова посмотрела в зеркало.

Кто эта девушка, неужели это она? Всегда собранная, сильная, ответственная, отличница в школе, стипендиатка в университете, совмещающая учебу с подработкой и курсами английского. Сдающая работу в срок, неизменно готовая помочь коллегам. Привыкшая прятать немыслимую боль под вежливой улыбкой — годы упорного труда, с детства училась, а теперь могла бы давать мастер-классы. Сейчас она придет в офис, поздоровается, послушает, как все провели выходные, и, конечно, ответит, что ей уже лучше. Лучше, чем когда? Чем две недели назад, когда она еще надеялась, что ее брат жив? Коллеги ничего не знают и не спросят, грусть легко списать на погоду и авралы. Зачем вообще туда идти? Верстать каталоги, в очередной раз спорить с дизайнерами? Отвечать на письма, решать чужие проблемы? Ждать конца рабочего дня, чтобы наконец отправиться домой, захлопнуть дверь и никого не видеть?

Время, когда нужно было выходить, давно прошло, но Аста все стояла. Потом снова глянула на часы и как будто очнулась. Так: в сторону рефлексию! Если сейчас же выйти, она успеет на следующий поезд, и даже останется в запасе пятнадцать минут…

Чтобы стянуть с себя тесный деловой костюм, понадобилось меньше минуты. Еще две — чтобы надеть удобную футболку, джинсы и собрать тщательно уложенные волосы в высокий хвост. Следующие десять минут ушли на то, чтобы написать пару электронных писем начальству и внести в систему отпуск в счет переработок, которых с начала года накопилось прилично. И стало не важно, одобрят отпуск или нет, — все равно она сейчас пойдет не на работу, а совсем в другое место.

Захлопнув крышку ноутбука, Аста нашла в шкафу старый пестрый рюкзак, бросила в него ключи, кошелек, телефон и бутылку с водой. Надела кроссовки, подхватила куртку и выбежала за дверь.

Через сорок минут она уже шла по туннелю под Замковым парком. Всю дорогу ее не покидала решимость, а тут налетели сомнения, как стайка противных комаров. Что, если она сейчас ничего не увидит? Никакого другого города — просто стройка, пустырь, знакомые улицы. Что, если она больше не сможет попасть в Арнэльм, ведь в этот раз с ней нет проводника? Или все это было лишь температурным бредом — наверно, вот так и сходят с ума…

Туннель закончился, Аста вышла к стройке и неожиданно без труда вспомнила дорогу между бетонными коробками. Только сейчас она заметила, что весь путь отмечен все тем же символом, нарисованным на серых стенах черным масляным карандашом. Утро стояло ясное, дождя давно не было, и глина подсохла, да и вымазать старые кроссовки совсем не страшно.

Страшно другое. Что она придет сейчас — а ее там совсем не ждут. Что ей там вообще нужно, зачем она пришла? Посмотреть на город, который защищал ее брат? Еще раз увидеть Тео и Лина — непонятно зачем? Найти ответы? Нет, на самом деле все еще проще. На самом деле ей просто некуда больше идти.

У строительного мостика, переброшенного через неглубокий котлован, страх не попасть снова в Арнэльм развеялся. Отсюда уже виднелась главная улица города, река вдалеке — значит, все это по-прежнему существует и ей не приснилось. В ясную погоду стало заметно, что дома действительно парят над землей и к ним приставлены лесенки. Майское утро пахло росой и той особой цветочной сладостью, которая в крошечных лапках тружениц-пчел становится самым вкусным майским медом.

Вдруг стало очень спокойно и даже радостно. Словно после долгого путешествия она наконец-то вернулась домой.

Аста ступила на мостик, и тут что-то зажужжало над ухом. Не то крупный жук, не то оса. Она отмахнулась, но жужжание раздалось с другой стороны, потом сзади, потом со всех сторон. Перед глазами замелькали мигающие черные пятна. В ярком солнечном свете они казались дырами в пространстве, ведущими на темную изнанку, эти дыры все росли и росли, и скоро черная пелена застлала все вокруг. Аста сделала несколько шагов вперед, надеясь выйти из этого облака, вслепую нашла рукой перила. Потом что-то взорвалось рядом — будто лопнул воздушный шар, в голове зазвенело, по телу разлилось тепло, ноги сделались ватными. Она успела подумать, есть ли шанс, что с улицы кто-то ее заметит, и мир исчез во тьме.