Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я пока ничего не говорила.
Девушка порылась в сумочке и подала мне визитку. И тут я заметил, что она держат цифровой диктофон, на котором светится красный огонек.
Скарлет Буш. «Дейли пост». Дальше – номер мобильника, электронная почта, четыре или пять аккаунтов в соцсетях. Пожалуй, многовато.
– Скарлет Буш, – усмехнулась девушка. – Похоже на имя порнозвезды, да?
Она кивнула парню. Тот, будто нехотя, навел на меня фотоаппарат, взвел затвор, и камера защелкала со скоростью пулемета.
– Эй! – Я поднял руку, защищаясь.
– Читали, что пишут по этому поводу в Интернете? – В лицо мне ткнули диктофон. – Мясника Боба считают героем.
Я уставился на девушку:
– Мясника Боба?
– Со вчерашнего дня все только о нем и говорят. – Скарлет Буш недоверчиво улыбнулась. – Вы и правда не знали?
Появился консьерж. Я прижал к стеклу удостоверение и представился. Теперь журналистка узнала и мое имя.
– А что думаете вы, детектив Вулф? – спросила она. – Как относитесь к тому, что убийцу называют героем, а жертву – подонком?
– Простите, – извинился консьерж, наконец впуская меня.
На пороге я обернулся:
– Убийцы – не герои.
Скарлет широко улыбнулась – мы оба знали, что это не совсем так.
* * *
Миссис Наташа Бак, вдова убитого, открыла мне дверь в махровом халате и темных очках.
Она только что вышла из душа. Высокая, лет тридцати с небольшим. Из-за странного сочетания халата и очков эта женщина выглядела так, будто собралась поплавать в бассейне, отдыхая где-нибудь на курорте. Влажные волосы Наташи были очень светлого, платинового цвета, как у звезд черно-белого кино. Натуральная блондинка. Ну, или почти натуральная.
Ее отличали та холеная стройность, которую видишь у многих богатых женщин, и такое же чувство избранности. Вытирая полотенцем волосы, Наташа взглянула на мое удостоверение так, словно это рекламка из пиццерии.
– Примите мои соболезнования, миссис Бак. Знаю, вам сейчас нелегко.
– Я уже рассказала полиции все, что знаю. Приходили черный мужчина и белая женщина постарше. – Наташа говорила с безупречным произношением иностранки, которая лет десять вращается в мире больших английских денег.
– Знаю, – ответил я. – Детектив-инспектор Гейн и детектив-инспектор Уайтстоун.
– Они даже взяли мазок у меня изо рта.
– По нему определят ДНК, чтобы исключить вас из списка подозреваемых. Нам нужно еще раз проверить кое-какие детали, если вас не затруднит.
– Вообще-то затруднит. – Она взглянула на часы, сверкавшие бриллиантами на ее тонком запястье. – Я скоро ухожу.
Выглядела миссис Бак потрясающе. С такого лица не сводишь глаз, пока не заметишь, что пялишься. И пожалуй, даже тогда продолжаешь смотреть. Впрочем, о том, что она красива, ей наверняка говорили многие.
– Но ведь мы с вами договорились о встрече. Если вам неудобно сейчас, давайте отложим разговор. – Я помолчал. – Встретимся в участке.
Она впервые внимательно взглянула на меня. Рассмеялась. Чем больше денег, подумалось мне, тем меньше боятся полицию.
– Надо вызвать адвоката?
– Мы просто поговорим, миссис Бак.
Волосы упали ей на лицо. Глядя на меня сквозь их влажную вуаль, Наташа лениво убрала пряди. Она заговорила спокойней, и этот голос понравился мне больше:
– Я подозреваемая?
– Пока что нет.
Мы смотрели друг другу в глаза.
– Ладно. Кофе хотите? Придется сварить самой. Домработницу я уволила, когда застала ее с членом покойного мужа во рту. – Наташа со вздохом встала. – Хорошую помощницу сейчас не найдешь.
Квартира была отличная. Чистая, просторная, дорогая. Много денег, хороший вкус, отсутствие детей. Я вспомнил залитый кровью кабинет и попытался почувствовать здесь присутствие мужа. Но если его дух и витал где-нибудь поблизости, я ничего не заметил.
На стене висели две картины, явно принадлежавшие одному автору, – городские виды, наполненные каким-то особым настроением, вроде того, что бывает тихим воскресным утром. На одной художник изобразил железнодорожные пути, на другой – туннель. И ту, и другую омывал мягкий свет утра или вечерних сумерек; они напоминали туманные видения из сна. Людей на картинах не было, и это придавало им странное умиротворение. Казалось, я вот-вот вспомню, где видел эти места.
Я наклонился поближе к «железной дороге», стараясь рассмотреть имя художника, но в углу стояли только две маленькие буквы: js.
Пока миссис Бак варила кофе, в комнату вошла собачонка, помесь пекинеса и чихуа-хуа. Я дал ей обнюхать руку, поднял и поставил к себе на колено. Легонькая, точно насекомое, собачка вся тряслась. Я хотел ее погладить, но она убежала в дальний угол дивана и там, с вызовом на меня глядя, опорожнила мочевой пузырь.
Вошла миссис Бак с френч-прессом на серебряном подносе.
– Сьюзан, ах ты негодяйка, – сказала она. – Ты разве не знаешь, что это нужно делать на ковре?
Наташа бросила на пятно шелковую подушку, столкнула собаку на пол и села напротив меня, откинувшись на спинку дивана и скрестив длинные ноги. Халат распахнулся, она со вздохом поправила его, и тут на столике между нами завибрировал айфон. Собака затявкала, дрожа от ярости. Миссис Бак взяла телефон и стала читать сообщение. Она вела себя так, будто меня не существует.
Я кашлянул:
– Кто мог желать смерти вашему мужу?
Красотка хмурилась, глядя в айфон.
– Кроме вас, – добавил я.
Она подняла глаза.
– Прошу, миссис Бак. В ближайшие несколько минут сосредоточьтесь, пожалуйста, на мне.
Наташа бросила последний взгляд на телефон и выключила его, зло стиснув губы.
– Вы правда считаете, что я хотела убить мужа? Да вы просто тупица!
Я помолчал:
– За три дня до его гибели к вам приезжала полиция.
– Ах это? Просто семейная ссора.
– Вы угрожали мужу.
– А что мне было делать? Я застала его, когда домработница делала ему минет. В ярости чего только не говорят.
– Вы прислали ему на работу кровать.
– Я хотела опозорить его, унизить. Чтобы он понял, каково это.
– А потом кто-то перерезал ему горло.
Она выдохнула, разливая по чашкам кофе.
– Понимаю, подозрительно… Сахар? Молоко?
– Спасибо, молока не надо.
– Я не желала Хьюго смерти. Только хотела, чтобы он перестал. Перестал… как бы это сказать? Прыгать по койкам.