Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вы сегодня рано. Утреннее совещание будет позже.
– Хотел приехать первым, сэр. Выделиться и все такое.
Мэллори рассмеялся:
– Люблю поразмыслить немного, прежде чем открою рот. Что общего у банкира и бездомного героинщика? – Он покачал головой. – Представить не могу, а понять это необходимо. Нужна хотя бы теория. – Он хлебнул чаю. – Слышали о принципе «золотого часа»?
– Чем раньше берешься за дело, тем лучше, – кивнул я. – Воспоминания очевидцев еще свежи, преступник не успел уйти далеко, записи с камер не стерли. Чем дольше тянешь, тем труднее потом приходится.
– Правильный подход, – сказал Мэллори. – Но я верю и старым следователям, а они говорили: тише едешь, дальше будешь. Сначала надо все взвесить, а потом действовать.
Он говорил так мягко, что до меня не сразу дошло: приехав рано, я не дал ему побыть одному и как следует все обдумать. Мэллори, наверное, заметил мою тревогу.
– Не спуститесь в цокольный этаж? – предложил он. – Может, найдете наше оружие.
Он протянул мне папку.
– Возьмите с собой.
– Да, сэр.
Я одним глотком допил кофе и отправился вниз. Лифт привез меня в комнату с низким потолком. В ней стояли длинные ряды столов, на которых было разложено холодное оружие.
Молодой офицер в форме снимал их на камеру и делал пометки на листе, прикрепленном к планшету. Выглядел он, словно турист на рынке экзотической страны.
– Могу я вам помочь, сэр? – спросил он.
– Я ищу нож.
– Какой именно?
– Тот, которым можно сделать вот это.
В папке лежали фотографии. Две – Хьюго Бака и еще две – бездомного мужчины. На всех были отчетливо видны смертельные раны. Я показал снимки констеблю, и тот побледнел.
– Пойдемте, сэр. У нас тут чего только нет.
Он сказал правду. В резком свете ламп сверкали сотни, а может, и тысячи ножей. Их отобрали, нашли или выбросили, положили в пластиковый пакет как улику или сдали во время амнистии.
Офицер нервно кашлянул.
– Я констебль Грин, сэр. Билли Грин. Утром в банке, помните? Вы еще показали, как правильно дышать, когда я расклеился.
Приглядевшись, я узнал его.
– Конечно, помню. Только не говорите мне «сэр», прошу. Пусть даже я сегодня в гражданском.
В тот день я надел свой черный костюм от Пола Смита. Портные Сэвил-Роу пока были немного не по карману.
– У нас одинаковое звание. Зовите меня просто Вулф или Макс. Или как вам захочется. Но когда вы обращаетесь ко мне «сэр», мы оба выглядим смешно. У детектива-констебля такие же полномочия, что у полицейского-констебля в форме. Вы ведь это знаете.
Он смутился.
– Да, сэр. То есть Макс… э-э, детектив-констебль Вулф. Я не успел сказать вам спасибо. В тот день надо мной смеялись, а вы помогли. Это определенно работает. Техника дыхания, я имел в виду.
– Вы больше не в патрульной службе?
Его бледное лицо вспыхнуло:
– На бумажную работу перевели. Я теперь ковбой без револьвера. – Он горько усмехнулся. – Решили, что я слишком впечатлительный.
Я поморщился:
– По-моему, они погорячились.
Грин обвел рукой оружие и сменил тему:
– Нашли что-нибудь подходящее?
– Нет еще.
Я пошел вдоль столов, рассматривая ножи. Метательные. Охотничьи. Ножи Боуи. Ножики, настолько маленькие и тонкие, что поместятся в чехол для кредиток. Самурайские мечи. Кривые ножи для ковров. Ножи Кукри. Резаки в пятнах ржавчины. И шедевры холодного оружия – полуавтоматические складные ножи с титановыми рукоятями и лезвиями из нержавеющей стали, которые выхватываешь, точно стрелок – свой «кольт» сорок пятого калибра.
– К нам попадает много таких, – заметил Грин. – В бандах их любят. Думаете, убийца пользовался чем-то подобным?
– Вряд ли. Коротковат. А должен быть дюймов двенадцать, причем большая часть – лезвие. Длинное, узкое и, полагаю, обоюдоострое. Нечто, созданное, чтобы резать глотки.
Билли шумно сглотнул.
– Это делает Мясник Боб, да?
– Кто такой Мясник Боб?
Он принес ноутбук, зашел в Интернет и открыл страницу газеты.
«Мясник приходит в Сити. Финансисты в панике.
Скарлет Буш, криминальный корреспондент
Парни из лондонского Сити, привыкшие купаться в шампанском, живут сегодня в смертельном ужасе. Полиция считает, что убийство банкира Хьюго Бака было совершено на почве ненависти.
– Да, Мясник Боб прикончил невинного молодого банкира именно из ненависти, – подтверждает детектив Макс Вулф. – Хотя на этой почве совершаются все убийства.
Амбициозная молодежь, прожигающая премии в барах лондонского Сити, трепещет перед Мясником Бобом.
– Страшно и представить, что он охотится на банкиров, – говорит Бруно Манчини, завсегдатай модного паба «Счастливый калека». – Но разве богатство – порок? Мы добились успеха, потому что много работаем».
* * *
Я тихонько выругался:
– Я такого не говорил!
На маленькой фотографии рядом с текстом я узнал молодую журналистку. Единственный плюс: она не связала убийство Бака со смертью бродяги.
Я снова двинулся вдоль столов, почему-то не сомневаясь, что ножа, который мне нужен, здесь нет.
– Спасибо за помощь, Билли. Очень жаль, что вас сняли с патрулирования.
Он улыбнулся:
– На самом деле все не так уж плохо. Мне нравятся ночные дежурства. А еще тут есть дух истории. Вы не спешите? Хотел вам кое-что показать.
Грин открыл дверь в кладовую. Тесную, забитую вещами, точно старый чердак. Наверное, сюда не заглядывали с тех пор, как «Битлз» отыграли свой последний концерт.
– Тут полно штуковин, с которыми не знаешь, как поступить. Это не улики, поэтому их не помещают в пакеты. Это не мусор, поэтому их не выбрасывают. Для музея они тоже не подходят. По-моему, о них все просто забыли. Смотрите, детектив.
Мы шагнули в пыльную комнатушку, и я огляделся, не веря своим глазам.
Здесь был цилиндр, наполовину съеденный молью и плесенью. Картонные коробки, наполненные резиновыми дубинками. Развалившаяся стопка старых щитов. Бейсболки, сшитые для полиции Большого Лондона, но так и не вошедшие в моду. На вешалке висели тяжеленные бронежилеты – совсем не то, что наши современные, тонкие, как вафля, и неуязвимые для ножей.
Были здесь и другие предметы формы: шлемы без кокард, куртки, с которых срезали бронзовые пуговицы. То, что люди носили двадцать, пятьдесят, сто лет назад. Полицейский хлам, выбросить который не хватало духа и сил, да и начальство не давало распоряжения на его счет. А потому его хранили здесь.