— Тебе некуда идти. — Будто она этого не знала. — И как я буду выглядеть, если выставлю тебя на улицу? Нет, мы узнаем друг друга заново. На Рождество. Как романтично. Прессе это понравится.

Имоджен услышала угрозу в его словах. Нужно хорошо себя вести, чтобы тебе позволили выйти из комнаты.

— И как долго это будет продолжаться?

— Пока внимание к нам не ослабнет достаточно, чтобы никто не заметил нашего расставания.

— Но я все еще буду должна тебе за пребывание в больнице. — Она смахнула невидимую пылинку со штанины. — Жаль, что между нами не будет секса, а то я могла бы все-таки повторить путь своей соседки.

— Я не говорил, что секса не будет. Но чтобы мне стало интереснее, тебе придется приложить усилия.

Шум в ушах и прилившая к лицу кровь свидетельствовали о смущении, хотя ей хотелось — о злости. Недостаточно. Всегда недостаточно, что бы она ни делала. Каждый день раз за разом она сталкивалась с этим унижением.

— Что ж. — Имоджен продолжала цепляться за жалкие остатки достоинства. — Мой единственный возлюбленный научил меня всему, что я знаю, так что пеняй на себя. Но смею добавить, что уж лучше я пересплю с первым встречным на улице, чем с тобой.

Имоджен встала, и в ответ на ее движение Тревис резко подошел к ней, словно пытаясь удержать. Зря. Как он безжалостно указал, ей действительно было некуда идти.

— Где я могу припудрить носик?

Он коротко кивнул в дальний конец кухни.

Тревису их разговор тоже не доставил удовольствия. В какой-то момент в ее глазах было столько боли, что он испугался, что она уйдет, и собрался удерживать силой.

Пусть даже отпустить было бы лучшим вариантом для обоих. Да, он бил ниже пояса, но ее реплики по поводу выплаты долга через секс попали в больное место. Как и обвинения в расчетливости и скаредности.

Правда ли это?

Нет, конечно, он не рассматривал брак как таинство. Люди разводятся, как развелись его родители. Этот опыт научил его всегда думать о возможных вариантах развития событий — еще на моменте предложения руки и сердца.

«Мой уход нанес удар твоему эго».

Да, к этому он не был готов. Тревис продолжал — и похоже, это длилось до сих пор — хотеть ее физически. Но ни за что на свете он бы в этом не признался.

Один возлюбленный? Серьезно? Нет.

Допустим, он поверит, что неразборчивой в связях она не была. Но единственный? Эту ложь пережить сложнее, чем всю остальную. Словно она знала, куда бить — и била прицельно.

Он не мог ей верить, но во всем сегодняшнем разговоре сильнее всего его задели слова, что он был ее единственным мужчиной. Если это правда… Нет, невозможно.

Зазвонил телефон — друг увидел новости в Сети и захотел узнать, как все обстоит на самом деле. Только теперь Тревис начал понимать, во что ввязался. Делать вид, что очарован своей бывшей женой. Впрочем, уж лучше это, чем дать ей снова разрушить собственную жизнь, а заодно и его.

Один возлюбленный.

Ну почему так хочется в это поверить?

Тем временем водитель привез лекарства, а Гвин, зевая, спустилась на кухню.

— Не стоило пить кофе. Витто заснул, а я никак не могу, так что займусь ужином. Я оставила платье для Имоджен в твоей комнате. Она еще здесь?

— Да, в ванной.

— Она останется на ужин?

— Да.

— Ты говорил с Генри? — спросила Гвин, вынув овощи из холодильника.

— Да.

Она в отчаянии посмотрела на него.

— Когда произошла вся эта ситуация с фотографиями, ты был так зол, что даже не разговаривал со мной. Ты знаешь, что, если тебе что‑то нужно, я готова помочь?

— Я всегда благодарен за ужин.

Она закатила глаза, но он действительно предложил им переночевать здесь, а не в отеле, в том числе потому, что только благодаря ей в его жизни иногда появлялась домашняя еда.

А ведь Имоджен хорошо готовила, из‑за этого он и предпочитал оставаться дома. Да и снова одеваться после секса? Сегодня был едва ли не первый раз, когда, зайдя с ней в дом, он не избавился от всей одежды за пару секунд.

Гвин принялась нарезать чеснок и травы.

— Если хочешь, мы можем задержаться и я пройдусь с ней по магазинам.

Когда Гвин с матерью переехали к отцу, Тревис отнесся к ней с подозрением. Только потом он понял, что за лощеной внешностью скрывается золотое сердце. Она была так предана семье и так хотела, чтобы все были связаны друг с другом, что каким‑то образом вынудила его подружиться и с мужем и с детьми. Он очень тепло относился к ней.

И именно поэтому не хотел, чтобы ей было больно.

— Не привязывайся. Она здесь ненадолго, просто чтобы не было большой шумихи.

— Но я хотела это сделать ради тебя.

— Никогда не жаждал брака и детей.

— Четыре года назад Витто сказал бы то же самое. Мы тоже просто хотели разобраться с последствиями.

— Витто не знал, с кем имеет дело. Имоджен не такая милая, как ты.

Гвин улыбнулась, но ее улыбка погасла, едва она посмотрела за спину Тревиса. Имоджен. Она вернулась на кухню ровно на его последних словах.

Свитер Гвин висел на Имоджен мешком. Невыносимо. Полное несовпадение с миром Тревиса. И так всегда — всю жизнь она пыталась занять место, которое ей не принадлежало. Белая ворона в семье, чужак в толпе друзей, образование по выбору отца и муж, стыдящийся собственного брака. Невозможно спуститься вниз и притворяться хорошей женой во время ужина с его семьей.

Ей было уже настолько все равно, что она стянула платье и забралась в кровать Тревиса, не заботясь о том, что он подумает. Решит, что это банальная и скучная попытка его соблазнить? Начнет бросаться обвинениями?

Ну нет, хватит ей нотаций.

Она свернулась калачиком и закуталась в одеяло. Подступающие слезы мешали собраться с мыслями, разобраться, что делать дальше. Как снова встать на ноги, чтобы выбраться отсюда.

Она не считала себя плохим человеком, но слепой оптимизм приводил ее к глупым ошибкам. А ведь считается, что эта черта характера не загоняет вас в такую глубокую яму. Нечестно.

Не должно было быть так сложно… забраться в комнату Джулианны.

Она была очень голодна. В животе урчало, но папочка с руганью запер дверь и приказал сидеть внутри. Ей так хотелось выбраться; попросить Джулианну принести немного хлеба. Или заплести косу, от этого всегда становилось легче. Ей было так грустно. Одиноко. В доме нельзя бегать, но он сказал поспешить, а она забыла свою резинку для волос. Отец ненавидел, когда волосы падали ей на лицо. Говорил, что так она похожа на пугало.