род Каапо (теперь Харальд привык называть его своим) уже на следующее утро после возвращения Ансси свернул стойбище. На то, чтобы разобрать палатки, они много времени не тратили. Просто собрали немногие пожитки, свернули их в тюки, а тюки взвалили на спину и пустились на лыжах по тропе вдоль берега реки.

— Рыба здесь теперь ловится плохо, — объяснил Каапо. — Здешний Дух Воды и Рыбьи Боги недовольны. Причины их гнева я пока не знаю. В дне же реки есть дыра, ведущая к подземной реке духов, и вся рыба ушла туда. Разумнее перейти на другое место, туда, где духи дружелюбнее. Времени осталось совсем мало. Скоро река совсем замерзнет, и рыбалка — а жизнь рода зависела от рыбной ловли не меньше, чем от охоты — станет невозможна. Мой род числом два десятка семей вместе с собаками и двумя дюжинами оленей, ведомых в поводу, вынужден совершить полдневный переход вниз по течению и добраться до места, на котором останавливался и раньше — там уже стоят основы для палаток, которые мы быстро покроем оленьими шкурами. Пока что нам хватит одного слоя оленьих шкур. Потом станет по-настоящему холодно, и мы положим еще несколько слоев, чтобы сохранять тепло.

Семья Каапо состояла из старой жены, замужней дочери с мужем и младенцем и второй дочери, которую, казалось, Харальд уже где-то видел. Только потом он понял, что это она была среди охотников в чаще леса. Поскольку все саами ходят в рубахах из оленьей кожи, штанах и шапках, мужчин от женщин отличить бывает трудно, а молодой норег никак не мог предположить, что среди охотников может оказаться девушка. Да и предыдущей ночью, которую Харальд провел в палатке Каапо, он не мог заметить, что у него есть вторая дочь, ибо саами снимают на ночь только башмаки и спят прямо в одежде.

Когда Харальд вполз в палатку Каапо, она наполовину заполнилась дымом. Посреди палатки горел очаг, а дымник вверху открыт был не полностью, потому что над очагом на шесте коптилось несколько рыбин. Чтобы как-то дышать, приходилось располагаться как можно ближе к земле. Вдоль стен палатки располагались пожитки семьи, они-то и служили подушками, когда вся семья легла спать на оленьи шкуры, настеленные поверх свежих березовых веток. И что очень удивило Харальда — ни стола, ни скамей не было вовсе.

Вскоре Каапо позвал сына конунга на берег реки. И тогда Харальд отметил, что остальные саами, глядя на него, держатся поодаль. Мелкое течение новой реки медленно бежало по камушкам и камням, и Харальду казалось странным, что вода в этой речке не замерзла. Каапо держал в одной руке рыбное копье, а в другой — берестяную корзину для улова. Не останавливаясь, он подошел к большому скользкому валуну, который выступал над водой. Колдун некоторое время вглядывался в воду, потом ударил копьем, удачно насадив на него рыбину длиною в пядь.

Он снял добычу с остроги, разбил ей голову о камень и положил мертвую на валун. Потом поставил корзину себе на голову и произнес какие-то слова на языке саами, очевидно, обращаясь к самому камню, зачерпнул пригоршней воду, плеснул ею на спину валуна и трижды поклонился. Кривым ножом, который каждый саами носит на поясе, он соскреб немного чешуи с рыбы и с этой чешуей в горсти вернулся в стойбище, где раздал её мужчинам каждой семьи. Только после этого люди начали готовить сети и лески и отправились на рыбную ловлю.

— Камень, который ты, Харальд, сын великого вождя видел сейчас — сейд, — пояснил Каапо. — Дух реки. Я попросил у сейда удачной ловли для нашего рода. Обещал, что каждая семья, которая поймает рыбу, принесет ему жертву. Наши люди будут делать это в конце каждого дня, пока мы здесь, и будут делать это всякий раз, когда мы вернемся на это место в будущем, если Ибмел Создатель повелит нам вернуться.

— Почтенный Каапо, почему же ты отдал рыбью чешую только мужчинам? — спросил Харальд в недоумении.

— Женщину посетит несчастье, коль она подойдет к сейду реки. Шаг этот принесёт несчастье сейду и опасность для самой женщины. И сам сейд в этом случае может навредить её будущим детям.

— Но разве не твою дочь я видел с охотниками в чаще леса? Если женщины могут охотиться, почему они не могут ловить рыбу, и разве это справедливо?

— Пойми Харальд, сын великого вождя, так было и так будет всегда. Моя дочь Тиия, что означает «подарок бога» охотится, потому что она охотница не хуже любого мужчины, а то и лучше. Не всякий за ней угонится. Она быстрая и ловкая даже в самой чаще. Она всегда такая была, с самого детства. У нее только один недостаток — поговорить любит, болтает без умолку.

С каждым словом Каапо молодому норегу всё больше хотелось остаться среди саами, коль скоро они позволят это. Чего скрывать, Харальда тянуло узнать больше о колдовстве Каапо и уважить волю Ибмела создателя, разделив их образ жизни. Вспомнив о запасе рыбных крючков в своей поклаже, Харальд отдал весь запас Каапо. Тот принял дар почти небрежно, словно то была самая естественная вещь на свете.

— Ты удивлён, Харальд, сын великого вождя, что я не радуюсь твоему дару? Мы делаем свои крючки из дерева или из кости. И они куда лучше твоих, — сказал старик и разделил подарок Харальда между семьями.

— Выходит у вас всё общее? — спросил сын конунга.

А Каапо покачал головой.

— Здесь ты не прав, Харальд, сын великого вождя…Не всё. Каждый человек и каждая семья знает, что принадлежит им — одежда, собаки, ножи, утварь для стряпни, сани, олени. Но если кому нужно, они отдадут любую вещь. Не сделать так было бы неправильно. Мы знаем, что выживем, только помогая друг другу.

— Почтенный Каапо, а как же другие роды вашего народа? Что случится, если вы захотите рыбачить в одной и той же реке или охотиться на оленя в одном и том же месте в лесу всегда?

— Каждый род знает границы своей земли, — ответил Каапо. — Многие поколения мы охотимся и ловим рыбу от места к месту, но никто не может запретить