раз, за мясо для кошек. Что вывалила его на тебя. Я совершила ужасную ошибку, просто какое-то помешательство. — Она, переваливаясь, шла перед ним, возможно потому, что не хотела встречаться с ним глазами. Внезапно она остановилась и с восхищением уставилась на белую телку. — Посмотри, что за мясо!

Шелк против воли улыбнулся:

— Сейчас я бы не отказался и от твоего мяса для кошек. Я бы дал его своей птице.

— У тебя есть птица? Много людей покупают мое мясо для своих собак. Я принесу тебе немного.

Он провел ее через боковую дверь, как и обещал, и передал ее Рогу.

* * *

К тому времени, когда он поднялся по ступенькам к амбиону, первая из тяжело нагруженных тележек с кедром уже стояла в центральном приделе. Майтера Роза материализовалась за алтарем и наблюдала за разведением огня, и вернувшийся образ патеры Щука — почти забытый в утренней суматохе приготовлений — опять всплыл в сознании Шелка.

Или скорее, твердо сказал себе Шелк, призрак патеры. Ничего нельзя добиться, если все отрицать или не называть вещь настоящим именем. Он с детства отстаивал духовное и сверхъестественное. И почему он должен бежать в страхе от простого упоминания сверхъестественного духа?

Хресмологические Писания лежали на амбионе, положенные туда майтерой Мрамор больше часа назад. В фэадень он рассказывал детям из палестры, что в них всегда можно найти руководство к действию. Он должен начать читать; возможно, как и два дня назад, он найдет что-нибудь для себя. Он открыл книгу в случайном месте и взглядом призвал собравшихся верующих к тишине.

— Мы знаем, что смерть — ворота жизни, хотя и жизнь, как мы знаем, — ворота смерти. Давайте узнаем, что премудрость прошлого посоветует нашему ушедшему родственнику и нам всем.

Шелк замолчал. Синель (ее огненные волосы, подсвеченные сзади горячим сиянием солнца, мгновенно выдали ее) вошла в мантейон. Он сказал ей, чтобы она пришла; он вспомнил, что на самом деле приказал ей прийти. Очень хорошо, она здесь. Он улыбнулся ей, но ее глаза, ставшие больше и темнее, чем он помнил, были прикованы к телу Элодеи.

— Давайте надеяться, что они не только подготовят нас к встрече со смертью, но и улучшат нашу жизнь. — После еще одной торжественной паузы он опустил глаза на страницу. — «Всякий, кто горюет по чему-либо или недоволен чем-то, похож на свинью для жертвоприношения, которая брыкается и визжит. Всякий, кто безмолвно сокрушается, похож на голубя для жертвоприношения. Единственное отличие — нам дано согласиться, если мы сможем, с неизбежностью, наложенной на нас всех».

Струйка ароматного кедрового дыма проплыла мимо амбиона. Огонь разгорелся; можно начинать жертвоприношение. В это мгновение майтера Мрамор в саду должна была увидеть, как дым поднимается через божьи ворота в крыше, и ввести в мантейон черную овцу через главный вход. Шелк кивнул мускулистым мирянам, стоявшим там, и боковые приделы начали наполняться.

— И вот совет, который мы искали. Вскоре я попрошу богов поговорить с нами напрямик, если они захотят. Но разве то, что они скажут, лучше послужит нам, чем мудрость, которую мы только что услышали? Конечно, нет. Подумаем об этом. Что за неизбежность наложена на нас? Нашей смерти? Да, без сомнений. Но на самом деле намного большая. Мы — каждый из нас — боимся, болеем и страдаем от множества других несчастий. И, самое худшее, мы страдаем от потерь: потери друга, потери любимого, потери ребенка.

Он со страхом подождал, надеясь, что Орхидея не разразится слезами.

— Все это, — продолжал он, — условия нашего существования. Давайте подчиняться им по доброй воле.

Синель уже сидела рядом с маленькой темной Мак. Внимательно оглядев ее пустое, грубо привлекательное лицо и бездумные глаза, Шелк вспомнил, что она увлекается коричневым наркотиком, называвшимся «ржавчина». Гиацинт, наоборот, возбудилась под его действием; наверно, разные люди реагируют по-разному, да и, похоже, Гиацинт приняла совсем немного.

— Здесь, перед нами, лежит Элодея, и тем не менее мы знаем, что она не здесь. Мы больше никогда не увидим ее, в этой жизни. Она была добра, прекрасна и великодушна. И разделяла с нами свое счастье. Мы ничего не знали о ее печалях; она не делилась ими с другими и несла свое бремя в одиночестве. Но мы знаем, что ее благословила Молпа, потому что она умерла молодой. Если вы захотите понять, почему богиня должна была благословить ее, обдумайте то, что я вам только что рассказал. Богачи не могут купить благосклонность богов, хотя владеют всем витком. И власти не могут командовать богами; мы все подчиняемся им, а не они нам, и так будет всегда. Возможно, мы, жители священного города Вайрон, не очень ценили Элодею; и, безусловно, мы не ценили ее по заслугам. Но в глазах всезнающих богов наша оценка не значит ничего. В глазах всезнающих богов она бесценна.

Шелк повернулся и обратился к сероватому сиянию Священного Окна за собой:

— О всемогущие боги! Примите в жертву эту прекрасную юную женщину. Хотя все наши сердца разрываются от боли, мы — ее мать (внезапное жужжание заданных шепотом вопросов) и ее друзья — уступаем ее вам.

Плакальщицы, которые молчали все время, пока говорил Шелк, хором завыли.

— Но мы просим: расскажите нам о будущем, которое придет. О ее, а также о нашем. Что мы будем делать? Ваш самый легкий намек стал бы драгоценнейшим откровением. Но если вы выбираете другой путь… — Он молча подождал, протянув руки. Из Окна, как всегда, ни звука, ни цвета.

Он дал рукам упасть.

— Мы все равно согласны. Теперь мы просим: расскажите нам через жертвы.

Майтера Мрамор, ждавшая снаружи у двери на Солнечную улицу, вошла, ведя черную овцу.

— Эту прекрасную черную овцу посвящает Великому Гиераксу, Повелителю Смерти и, следовательно, повелителю Элодеи, ее мать, Орхидея. — Шелк натянул священные рукавицы и принял нож от майтеры Роза.

— Ягненок? — прошептала майтера Мрамор, и он кивнул.

Удар и разрез, едва заметные глазу, отправили овцу на тот свет. Майтера Мята стала на колени, чтобы поймать кровь в глиняную чашу. Мгновением позже она плеснула ее на огонь, произведя впечатляющее шипение и струю дыма. Кончик ножа Шелка нашел стык двух позвонков, и черная голова овцы отделилась от тела, из нее потекла кровь. Шелк поднял ее вверх, потом положил на огонь. И быстро добавил все четыре копыта.

С ножом в руке он опять повернулся к Священному Окну:

— Прими, о Великий Гиеракс, в жертву эту прекрасную овцу. Мы просим: расскажи нам о тех временах, которые придут. Что мы будем