Взгляд Клан-Финтана дал мне понять, чтобы я даже не пыталасьскрыть от него что-либо.

Я посмотрела в его темные миндалевидные глаза и произнесла:

— Рианнон мертва.

Аланна охнула, а Клан-Финтан замер. Его классически красивоелицо с резко очерченными скулами буквально окаменело. Со стороны моглопоказаться, что голос его звучит спокойно, почти нежно. Но я-то знала, чтопроисходит на самом деле. Так он гнал прочь все мысли, когда готовился к битве.

— Откуда ты это знаешь, Рия? — спросил муж.

Я крепче прижала к себе маленькое тельце Мирны и ответила:

— Я почувствовала, что она умерла.

— Но мне казалось, что это случилось несколько месяцевназад, когда шаман из твоего прежнего мира замуровал ее в священном дереве, —произнес Клан-Финтан.

— Мне тоже так казалось. — Я сглотнула, ощутив, какие у меняхолодные и онемевшие губы. — Она должна была тогда умереть, но этого непроизошло. Все это время она находилась внутри дерева... живая.

Меня передернуло. Рианнон была отвратительной стервой. По еевине у меня возникали бесконечные проблемы. Черт возьми, она даже пыталасьубить меня. Но постепенно я пришла к выводу, что она всего лишь испорченнаяверсия меня самой. Поэтому я не могла ей не сочувствовать. От одной мысли отом, что она оказалась заживо замурованной, мне стало не по себе.

В дверь два раза постучали.

— Войдите! — гаркнул Клан-Финтан.

В спальне появился дворцовый охранник и быстро мнеотсалютовал.

— В чем дело... — Я помедлила, пытаясь вспомнить, как егозовут.

С виду они все одинаковые, мускулистые, высокие, едваприкрытые одеждой. Но у этого очень синие глаза. Они-то и пробудили мою память.

— Джиллиан? — Я думала, что он пришел засвидетельствоватьпочтение Мирне, но от мрачного выражения, не сходившего с лица этого парня,сердце у меня забилось быстрее.

— Я пришел сообщить о дереве в священной роще, миледи. О томсамом, вокруг которого вы каждую полную луну устраиваете возлияния. Оноразрушилось.

Меня скрутило от боли, не имевшей ничего общего счадорождением.

— Что значит «разрушилось»? Каким образом?

— Видимо, в него ударила молния, хотя небо чистое. Никакихпризнаков грозы.

У меня запершило в горле от горечи, поэтому я прохрипела:

— Что-нибудь выпало из ствола?

Охранник даже бровью не повел, услышав такой странныйвопрос. Вот что значит Партолона, где магия столь же реальна, как и Богиня,которая правит этим миром. Странность для него — норма.

— Ничего, миледи.

— И тел никаких не было? — заставила я себя спросить,стараясь не думать о том, как выглядел бы разложившийся труп Клинта.

— Нет, миледи. Никаких тел.

— Уверен? Сам видел? — выпалил Клан-Финтан.

— Абсолютно, милорд. Да, я как раз возвращался после сменыкараула с северного поста, когда услышал сильнейший треск. Я находилсянедалеко, знал, как важна для леди Рианнон священная роща, и немедленно тудаотправился. Когда я увидел дерево, оно все еще дымилось.

— Ты должен пойти и посмотреть, — велела я Клан-Финтану.

Он напряженно кивнул и приказал охраннику:

— Найди Дугала и скажи, чтобы он ждал меня у северных ворот.

— Слушаюсь, милорд. Миледи!.. — Он церемонно поклонился ипоспешил прочь.

— Я пойду с тобой, — мрачно изрек Каролан, после чего вместес Аланной ушел в другой конец комнаты, позволив мне с Клан-Финтаном поговоритьнаедине.

— Если она здесь, то мертва, — сказала я гораздо спокойнее,чем чувствовала.

— Допустим, Рианнон вернулась в Партолону не одна. Зло,пришедшее с ней, тоже должно погибнуть. Я хочу в этом удостовериться.

Я кивнула и посмотрела на личико спящей Мирны. Я сталачертовски уязвима, когда поняла, что не перенесу, если с моей доченькойчто-нибудь случится...

— Я никому и ничему не позволю причинить вам вред, — грознопробасил Клан-Финтан.

— Знаю.

Я встретилась с его твердым взором, но мы прочли в глазахдруг друга одно и то же воспоминание. Несколько месяцев назад меня утянули в тосамое дерево и перенесли в Оклахому вместе с возродившимся злом, которое, какмы все полагали, было истреблено навеки. Все это случилось на глазах уКлан-Финтана. Он не смог мне помочь. Я вернулась в Партолону только благодаряжертве двойника Клан-Финтана, мужчины по имени Клинт Фриман, и силе древнихдеревьев.

— Будь осторожен.

— Как и всегда, — сказал он и поцеловал сначала меня, апотом Мирну. — Отдыхайте. Я скоро.

Клан-Финтан и Каролан умчались прочь. До меня доносилисьприказы мужа удвоить охрану у спальни и во всем дворце. По идее, это должнобыло меня успокоить, а я, наоборот, почувствовала во всем теле холодный страх.Мирна начала тревожно посапывать, и я постаралась ее утихомирить, нашептываяласковые слова.

— Она, наверное, голодная, Рия.

Аланна тут же оказалась рядом и помогла мне справиться смягкой ночной рубахой, чтобы Мирна отыскала мою грудь. Я попыталасьрасслабиться и сосредоточиться на кормлении дочери, но мысли не хотелиуспокаиваться. Я точно знала, в какое мгновение умерла Рианнон. Священноедерево, служившее ей саркофагом, разрушилось. Еще мне не давали покоязагадочные слова Богини о материнской любви, способной излечить и спасти.

Рианнон ждала ребенка, когда ее заточили в дерево.

— Все будет хорошо, Рия. — Подруга забрала у меня из рукнасытившуюся, уснувшую Мирну и положила ее в колыбельку рядом с моей постелью.

— Я боюсь.

— Эпона не допустит, чтобы с вами случилась беда. — Аланнавзяла с туалетного столика широкую мягкую щетку, опустилась на колени ипринялась осторожно расчесывать мои волосы. — Вы ее Избранная, Возлюбленная.Богиня защищает своих жриц. Теперь отдохните. Вы в безопасности, в самом сердцеПартолоны. Все мы защищаем и любим вас. Вам нечего бояться, подруга моя...

Аланна еще долго бормотала, успокаивая меня. Милый голосок инежные прикосновения щетки, помноженные на усталость от долгих родов,подействовали на меня как снотворное. Все тело ныло, требуя отдыха. Но преждечем погрузиться в блаженную тьму, я успела кое о чем подумать.

«Если в священной роще Партолоны не нашли никаких тел, тоони должны находиться в Оклахоме, где есть точно такое же место. Что же, чертвозьми, сейчас там происходит?..»

Оклахома

Ричард Паркер почуял недоброе задолго до того, как ДжонМирный Орел медленно проехал по аллее со своим страшным грузом. Весь вечерПаркер места себе не находил. К тому же все его шестеро псов, помесь борзойирландским волкодавом, с началом сумерек подняли вой и, несмотря на грозныехозяйские окрики, не умолкали добрых пять минут.