— Ш-ш-ш, — успокаивал он ребенка.

Наверное, она проголодалась. Младенцам всегда хочется есть —это он точно помнил. Вес и запах малышки вызвали еще больше воспоминаний, покаон подогревал бутылочку смеси. Как и раньше, младенец на руках вызывал в немсвященный трепет. А ведь Ричард не был религиозным человеком. Ему не хватало временина удушающее лицемерие официальной церкви. Всю свою жизнь он не переставалудивляться, как это люди столь легко верят, будто бога можно найти в каких-тозданиях и в словах, тысячу раз переведенных и расчлененных. Лично он обрелсвоего бога — вернее, богиню, как Паркер тут же себя поправил, мысленнорассмеявшись, — на холмистых пастбищах с душистым сеном, в теплом запахе хорошопоработавшей лошади, в верности своих псов.

Когда Ричард думал, что укачивание младенца на руках — этосвоего рода священнодействие, он имел в виду не церкви или что-то им подобное,а совершенство красоты, чудо природы. Паркер опустился в кресло-качалку,услышал треск в коленях, ощутил тяжесть в спине и плечах. Он вздохнул, но еговзгляд, устремленный на младенца, сосущего бутылочку с тихим щенячьимпоскуливанием, не был стариковским. Так может смотреть человек, зановоувидевший магию жизни, рождения и любви.

— Думаю, мы отлично с тобой поладим, — сказал Ричардмаленькой девочке. — Мама Паркер и я давно уже не молоды, зато мы не такиеглупые, как желторотые двадцатилетние юнцы. Да и опыт отцовский у меня имеется.Будь здесь Шаннон, она бы тебе подтвердила, что я отлично с ней справлялся.

Вспомнив о дочери, он, как всегда, опечалился. Ему очень еене хватало. Но сегодня, держа на руках теплого сонного младенца, он не такостро ощущал потерю. Паркер знал, что тоска по Шаннон никогда не пройдет, но,быть может, будет не такой сильной благодаря этому ребенку, так похожему нанее.

Девочка расправилась с бутылочкой. Он переложил ее к плечу,услышал, что она отрыгнула, и хмыкнул.

— Совсем как Шаннон, — сказал Ричард, устроил малышкупоудобнее на сгибе локтя и начал укачивать.

Откуда-то из глубины памяти пришли строки детской книжки,которую он много раз читал дочке, когда та была маленькой:

— «Жил некто на свете по имени Доб с почтенной супругой поимени Моб»[1].

Ребенок заморгал и улыбнулся. Тяжесть, давившая на сердцеРичарда с тех пор, как его дочь исчезла из этого мира, внезапно отступила.

Ему пришлось прокашляться и немного поморгать, прежде чем онсумел продолжить историю:

— «Держал он собаку по прозвищу Боб и кошку...»

Партолона — Оклахома

Страну грез я люблю больше, чем храм Эпоны, который обожаю,или Тоскану. Кстати, путешествуя по ней, я не просыхала, несмотря на усилиямоих учеников за мной присматривать. Не идет ни в какое сравнение дажеИрландия. Там школьники тоже пытались удерживать меня в рамочках нашегообразовательного турне — к счастью, безуспешно.

Я умела контролировать свои сны даже до того, как попала вПартолону и стала Избранной Эпоны. Ребенком я считала нормой, когда тебе снитсято, что ты хочешь, и даже не подозревала, что в этом есть что-то странное, покане доучилась до третьего класса. Подружка как-то пожаловалась на страшный сон,приснившийся ей накануне. Я рассмеялась и сказала что-то вроде: «Почему же тыне велела своему сну измениться и показать тебе что-то веселое?» Девочкапосмотрела на меня как на полоумную и ответила, что люди не умеют диктоватьсебе сны. В тот раз я прикусила язык, что для меня весьма нехарактерно,дождалась возвращения домой и расспросила отца. Он объяснил, что обычно люди неотвечают за свои сны. Мол, наверное, мне лучше будет помалкивать о своемумении. Так я и сделала. При этом осознание того факта, что я не такая, каквсе, не умерило моего наслаждения страной грез.

В Партолоне мой дар усилился благодаря магии. Эпоначастенько общалась со своей Избранной через сны. Вообще-то будет вернеесказать, что Возлюбленная Богини обладает способностью астральных перемещений,прозванной жрицами Партолоны магическим сном. Другими словами, спящая душаИзбранной, то бишь моя, улетала к черту на кулички по прихоти Эпоны. Конечно,это круто и абсолютно непонятно. Богиня много куда отправляла меня. Я побывалана кровавой битве с фоморианцами, когда мой бестелесный дух спас жизнь мужу,присутствовала при рождении нового жителя Партолоны. Его появление на светсопровождалось пением и смехом женщин, собравшихся там.

Однако во время моей беременности Эпона свела подобныепутешествия к минимуму. Нуада был побежден, Рианнон замурована в дереве, а явернулась в Партолону, где мне самое место. Поэтому я удивилась, когда мой сонпро Хью Джекмана и Брэндона Рута был прерван. Оба в полном облачении своихгероев делали мне массаж. Первый растирал ступни, а второй — плечи. При этомони не переставая спорили, кто из них достоин моего персонального внимания в туночь. Я склонялась к Брэндону. Как-никак, он супермен. Мой дух неожиданно взмылвверх и протаранил потолок храма Эпоны. Так легко иногда выскакивала пробка избутылки с моим любимым красным вином.

— Проклятье! — Я принялась хватать ртом воздух в ночномнебе.

Да, я знала, что у меня не было никакого тела, но ужповерьте, мне казалось, будто оно никуда не делось.

— Тьфу, тошнит, голова кружится. Чувствую... — Внезапно японяла, откуда эта растерянность, и заулыбалась.— Точно знаю, что не беременна!

«А ты ожидала, что по-прежнему будешь чувствовать себятаковой даже после рождения ребенка, Возлюбленная?» Меня окутал серебристыйсмех Эпоны.

— Нет, конечно, но пройдет еще какое-то время, прежде чем ясумею влезть в те симпатичные кожаные штанишки для верховой езды. Я до сих порчувствую себя толстой и раздувшейся, хотя уже родила.

«После родов дух восстанавливается быстрее, чем тело».

Я расслабилась, радуясь знакомому голосу Богини, звучавшемуу меня в голове, но моему бесцельному парению пришел конец, когда Эпонапроизнесла следующие слова:

«И это хорошо. Сегодня тебе предстоит трудное путешествие,совершить которое на последних сроках беременности было бы небезопасно».

— Что такое? Неужели вновь фоморианцы? — Я попыталасьсдержать страх, но от одной только мысли о том, что эти твари вновь перешлиграницу, когда моя новорожденная беспомощная дочурка спит...

«Речь не о них».

В первую секунду я почувствовала облегчение, затемвспомнила, что случилось незадолго до того, как усталость от родов заставиламеня погрузиться в глубокий сон.

— Рианнон!..

«Да», — подтвердила Богиня.

— Но она же мертва! — выпалила я.

«Верно, Возлюбленная».

— Я... не знала, что все это время она оставалась живойвнутри того дерева.

От одной только мысли об этом мне по-прежнему становилосьнехорошо. Я ведь приложила руку к тому, чтобы упечь ее туда, да и Клинт тоже.За что и поплатился жизнью.