– Сколько ещё платить?

– Ещё пять лет, но уже стало легче. Я закрыла самый маленький из кредитов, а на остальные удалось получить снижение ставки на полтора процента.

– Ты опустила некоторые моменты.

– Зачем о них говорить, если и так всё понятно? Моя история ничем не примечательная. Не понимаю, почему тебя она заинтересовала. На работе не наслушался?

– Я уже давно не работаю в органах.

– Соскучился, значит. Ностальгия?

– Вик, почему мне кажется, что ты прячешься за своей дерзостью?

– Я думала, что рассказала достаточно, чтобы ты перестал колупаться в моей душе.

– Напрягают вопросы о личном?

– Напрягают. Я вообще не понимаю, зачем ты меня к себе притащил. Вдруг я тебе квартиру обнесу?

– Надо быть полной идиоткой, чтобы обнести квартиру хоть и бывшего, но следака, – произносит Демид самоуверенно.

– Судя по визиткам, лежащим на тумбочке в прихожей, бывших всё-таки не бывает, Титов Демид Альбертович, директор частного детективного агентства «Вектор», – отвечаю, улыбаясь.

– А ты наблюдательная.

– Есть немного, не совсем дура.

Демид ухмыляется моим словам, откидывается на спинку кресла, отпивая виски из своего бокала, о чем-то задумавшись. Я не нарушаю тишину, просто сижу всё также на полу, допивая свой напиток.

– Поздно уже, пошли спать, – произносит он, зевнув, и встает с кресла. – Где спальня ты знаешь, я лягу на диване.

– Не стоит. Не хочу тебя стеснять. Давай, я на диване. Мне всё равно не привыкать, а у тебя спина от него заболит, – Демид прищурился и как-то странно на меня посмотрел.

– Иди в кровать, Вик, – таким тоном произнес, что и возражать не захотелось. – В тумбочке рядом с кроватью есть мазь, нанеси на ногу, – он поворачивается ко мне спиной, стягивая с себя футболку.

– Спасибо, – благодарю, а сама не могу отвести взгляда от представшей передо мной картины: красивый, сильный, заботливый мужчина… Мечта наяву, повезёт же его избраннице.

– На здоровье, – бросает мне через плечо, доставая из встроенного шкафа комплект постельного белья. Безэмоционально и сухо, но мне всё равно хочется его обнять, поблагодарить за эту малую толику заботы. Пусть вот такой, но заботы. Понимаю, что для него, как и для многих остальных людей, посоветовать приложить компресс или дать мазь – ничего не значащая любезность, а для меня это что-то необычное, теплое, за что хочется говорить «спасибо» не переставая. Давлю в себе желание подойти к нему ближе и покорно иду в комнату.

Мне стало легче… Глупо, не логично, но мне стало легче. Я рассказала ему почти всё, и словно какой-то груз с души свалился. Возможно, поступила по-дурацки. Он – совершенно чужой мне человек, никто, но в нём было что-то, что заставляло испытывать к нему доверие, а для меня это на грани фантастики. За все эти годы Орлов был единственным, кто вызывал подобие таких чувств, но и он не знал всего. А тут накрыло настолько, что выложила Демиду всю подноготную, подала на блюдечке с голубой каемочкой, разве что сахаром не посыпала. Может он испробовал на мне какие-то свои ментовские штучки. Умеют же работники правоохранительных органов разговорить человека…. Но даже если это и так, мне наплевать…. Все эти года я молчала, мне не с кем было поделиться. После того, как умер отец, девочка, с которой я дружила и считала своей лучшей подругой, узнала кем и где я работаю. Возможно, от своего старшего брата или от кого-то ещё во дворе, не так важно, откуда, но именно она разнесла эту информацию всем нашим общим знакомым, и меня стали обходить за версту, а встретив на улице проходить мимо, отвернув в сторону голову. Сначала было обидно и больно, но со временем привыкла, как привыкла ко многому дерьму, творившемуся в своей жизни. Просто так же отворачивалась и делала вид, что не знаю этих людей. Даже прощать научилась их осуждающие взгляды и их шептания в след. Простить, забыть и идти дальше по своим делам. Тяжелей было, когда кто-то из них встречался в клубе…. Тогда приходилось играть роль одного актера, прикидываться: «Извините, вы обознались». Я никогда не пыталась сблизиться с девчонками на работе. Мне была чужда увлеченность Гали и Лики алкоголем, потому что я видела, чем это заканчивается. Наглядным примером была каждая вторая квартира в моём доме. Мне было страшно за Катьку, которая подсела на кокс, и Артём её тут же выпроводил на улицу. Сейчас тем же увлеклась Карина. Я смотрела и понимала боль каждой из них. Понимала, где болит и насколько сильно, но унять эту боль я была не в силах, потому что даже со своей справиться не могла, поэтому и смысла в сближении не видела. Зачем набиваться в подруги, если разделить с ними их проблемы я не могла, как и их увлечения не имела желания делить. Одной легче, если и болит, то только за себя, и пока я с этим ещё могу справиться…

***

Вика ушла в спальню, а я, расстелив себе постель на диване, накинул куртку и вышел на балкон. Закурил, задумавшись о том, что почему-то верил словам этой девушки. Почему? Сам не до конца понимал. Всё, что говорят проститутки, надо было делить, как минимум, на два. Сколько я подобных историй слышал? И каждая, кто их рассказывал, преувеличивала, привирала, добавляла несуществующих детей, больных родителей и бабушек. Они все давили на жалость, не гнушаясь ничем. Даже говорили, что родители умерли, хотя оказывалось, что они живы и даже не знали о занятии дочери. Но я быстро научился отличать ложь от правды. Они начинали играть, как заправские актриски захудалого театра. Те, кто по-настоящему пошли на такой заработок по нужде, это двадцать пять процентов от всей массы, остальные же были дикой смесью разнообразных пороков, начиная от обыкновенной дурости, заканчивая бешенством матки. Кто не поступил в ВУЗ и не захотел возвращаться в свой поселок/деревню/село. Кому-то было мало секса с одним партнером, причём эти зачастую имели за плечами семью, мужа и детей. Были такие, кто приходили в эту индустрию за большими деньгами, но только единицам удавалось заработать на ту же квартиру. Основная масса быстро сдавалась, ломалась и скатывалась на дно, до наркоты и алкоголизма. Ещё были такие, кто не считал свою профессию чем-то позорным, они осознанно пришли к этому и считали, зачем горбатиться месяц в том же супермаркете кассиром за двадцать пять тысяч рублей по двенадцать часов, когда она за ночь может поднять такую же сумму. Были и такие, кто пытался таким способом найти себе мужа. Вообще, если копаться в этом контингенте, можно было найти много «интересных» индивидов. Но в Вике на протяжении всего её рассказа не было ни грамма игры, не было показушности, не было жалости к себе. Только злая ирония, неожиданная для меня насмешка над собой… Бл*ть, то ли моя чуйка уснула, то ли она ох**нная актриса. Затушив в пепельнице докуренную до фильтра сигарету, вернулся в квартиру, скинув куртку, прошёл на кухню. Часы показывали уже пять утра, плеснул в кружку чай и написал сообщение давнему знакомому, который всё ещё работал в органах.

«Спишь?»