— Зачем находиться внутри, если очевидно, что персонал отеля, занимающийся оформлением отеля, ориентируется на людей, лишенных воображения? Это совсем не ты.

Никогда не думал, что коричневые и кремовые оттенки слишком тусклые и для людей, лишенных воображения, но Кили — да.

— У меня есть несколько голубых подушек на диване.

— Они аквамариновые, — она поправляет меня. — И я не видела никаких личных вещей или фотографий в гостиной.

— Ты едва на нее взглянула.

— Там не особо есть на что посмотреть. Диван с парой кресел, журнальный столик, здоровенный телевизор и все. Извини. Я не придираюсь, я просто удивлена. Твоя машина так тебе подходит. А это место — нет.

— Думаешь, знаешь меня?

Она пожимает плечами.

— У тебя определенная энергия. Она намного смелее и мужественнее, чем эта берлога Томми Бэхэма. Почему ты вообще сделал ее своей? Или у тебя тоже есть этот мужской ген неспособности к декорированию?

Я не знаю, что ей ответить. Я никогда даже не пытался декорировать.

— Возможно.

— Опиши свою первую квартиру.

Я представил ее в голове. Комната молодого мачо в общежитии. Две шины от грузовика и лист стекла стали моим первым журнальным столиком. Плакаты с горячими цыпочками, сидящими на горячих машинах… Я хмурюсь. Если подумать, это все сделал Грифф. Но я не возражал.

— Окей, ты выиграла, — с самоуничижительной улыбкой уступаю я. — Я не умею украшать.

Она смеется.

— Спустимся к пляжу?

Я сомневаюсь. Я еще даже не поцеловал ее. Разговор был приятным. Ладно, я действительно им наслаждался. У нее интересные взгляды на жизнь. Странно, что она заставляет меня критически посмотреть на себя… но не ужасно. По словам Бритты, мне это нужно. Я надеялся, что мы закончим пить, а затем разденемся для танго с матрасом. Но она смотрит на меня большими голубыми глазами, и ее нижняя губа слегка надувается. Для кого-то еще это могло бы показаться ребячеством или раздражительностью, но она выглядит чертовски сексуально, умоляя.

На самом деле, я не считаю эту идею ужасной. Но мы вернемся к…

— Конечно, — время близится к десяти, поэтому большинство туристов с детьми уже должны разойтись по комнатам. Те, у кого медовый месяц, должны уже закончить ужинать и начать трахаться. А все пожилые уже в девять должны быть в кровати. По сути, мы должны быть на пляже одни.

Широкая улыбка, озаряющая ее лицо, стоит тех двадцати минут, которые мы потратим на небольшую экскурсию по местному пляжу. Она ставит вино на столик и встает с кресла.

— Спасибо. Если не будешь осторожен, я подумаю, что ты Прекрасный Принц.

— Тебе стоит узнать меня получше. Пойдем.

На выходе я меняю лоферы на сандалии и кладу в карман презерватив, потому что… ну, я надеюсь на секс. Я цепляю с собой бутылку вина, убираю ключи и беру Кили за руку, мы ведь собираемся посмотреть на крупную сияющую над заливом Хонакауа луну. Она тихо идет рядом со мной, крепко сжимая мою руку и сосредотачиваясь на океане перед нами. У лестницы Кили снимает туфли на каблуке, и я понимаю, что она куда миниатюрнее, чем я думал — где-то 155 сантиметров, может чуть выше. Она бросается к воде и шевелит пальцами, закапывая их в песок, и эта детская шалость вызывает у меня улыбку.

Ленивый ветерок создает впечатление, словно деревья вдоль пляжа исполняют чувственный гавайский танец в ритме шелеста листвы. Темное небо ярко сияет бесконечными звездами. Белые гребни волн сверкают, как бриллианты. Но что самое прекрасное во всем этом, так то, что мы одни.

Идеально.

— Вау, — выдыхает она, стоя недалеко от волн, разбивающихся о берег. — Каждый раз, когда я вижу что-то настолько красивое, я трепещу. Бесконечность океана делает все земное не настолько важным, каким мы его нарекаем. Я всего лишь человек, а океан… просто посмотри на мощь воды. В ней жизнь. Это… — она поворачивается ко мне и морщится. — Я слишком много болтаю.

Возможно, но меня это не волнует.

— Мне интересно послушать, что у тебя в голове. Я никогда в таком ключе ни о чем не думал.

— Хм… — она берет вино и делает большой глоток из бутылки.

Она скрывает намного больше, чем открывает мне, но я умею быть терпеливым. Я умею уговаривать. Я не уверен, хочу ли знать, что еще она может мне рассказать, но я узнаю.

— Ты погрузилась в философию. Не позволяй мне прерывать твои размышления.

Она посылает мне кокетливый взгляд.

— Я просто думала… Вид напоминает мне "Песню Океана" Виктора Гюго. Я не помню дословно, но…

Мы видели, как бескрайние воды тянутся к славе

И вздымаются к власти.

О необъятный океан! Мы в удивлении слышали твою песнь

Пока волны напоминали о времени.

"Истина, явись!" — словно гром, пел ты

"И сияй величественно!"

Обдумывая ее слова, смотрю на залив в попытке увидеть мир ее глазами. Она права. Это величественно. Это чертово чудо природы. Нужно смотреть на это почаще.

— Пора наконец-то поцеловать тебя, — шепчу, прижимаясь к ней.

Кили кладет руку мне на грудь, останавливая меня, и смотрит мне в глаза.

— Мы проведем всего одну ночь вместе, мне не нужно знать о тебе все, но я хочу понять тебя. Мне это нужно. Поможешь?

В большинстве случаев я бы мысленно закатил глаза, но в этот раз, приложив усилия, я просто изучаю ее лицо. Я не понимаю, почему она это чувствует, но знаю — она не врет. Предыдущие слова Бритты звучат в моей голове, и я задаюсь вопросом, что я потеряю, если узнаю эту многогранную женщину получше? Кроме того, если я собираюсь убедить ее помочь мне с моей проблемой Гриффа завтра, мне следует узнать ее в ответ.

— Как мне тебе помочь? — ласкаю ее лицо, снова пораженный тем, насколько она нежная.

— Расскажи мне что-нибудь о себе. Что-то, о чем другие не знают, — она пожимает плечами. — Чем таким ты владеешь, что любишь это больше всего?

— Моя профессиональная репутация.

— Что-то материальное. Вещь, которую ты хранишь и оберегаешь от всего на свете, — она хмурится, сводя брови на переносице.

Никто не спрашивал меня о таком. Черт, эта девушка неожиданно глубоко копает. Если бы она была в леопардовом платье, я бы поклялся, что она беженка из музыкального клипа 90-х и занимается спортом, но Кили полна сюрпризов. Во-первых, как она заставляет меня думать.

— Часы моего дедушки. Он был замечательным человеком, прошел Вторую Мировую Войну. Был в войсках, отвоевывающих Нормандию, — насколько нужно было быть храбрым, чтобы штурмовать, зная, что можешь не