Мы стоим на берегу озера, каждое слово гулко отзывается от каменных сводов. Только в одном месте в куполе крыши дырка, солнце падает на поверхность воды, озеро блестит и отбрасывает цветные блики на стены. У отца в руках прибор стучит, как гравием по жести. Берти указывает на середину озера, где из воды поднимается бетонное здание.

Источник космического голоса, говорит брат и стягивает футболку через голову.

Стой, говорит отец, удерживая его за плечо, и протягивает детектор в сторону середины озера. Космический голос заходится в космическом треске. Берти почти выпрыгивает из штанов, но отец отпихивает его от озера.

Нельзя, говорит отец, здесь подстерегает великая опасность.

Свет больно ударяет по глазам, когда мы выходим из ангара. Берти пинает ногой ржавую рельсу. Обещали «Специальный день», ворчит он под нос, и что…

Будут еще другие «Специальные дни», обещает отец.

А я хочу «Специального дня» на космической электростанции, заявляет Берти. Мне тоже грустно, но я отвлекаюсь на вид Вогезов: где-то там находится Зона.

Можно же еще поискать здесь, говорю я, вон там, впереди.

Задний ход, командует отец.

Берти в сердцах топает ногой.

Всю следующую неделю мы возвращаемся домой раньше обычного. И длинноносый Тимо после баскетбола заглядывает ко мне. Мы прячемся в большом амбаре, и Тимо с приятелями украдкой с удовольствием потягивают отравленные.

Передай еще, просит красавчик Пий. Не глядя ни на меня, ни на Тимо. Тимо тоже смотрит мимо него. На следующий день я сижу с ними на скамейке возле «Эдеки».

А как именно надо курить, спрашиваю я.

Никак, отвечает рыжий Циглер, просто сиди и кури себе.

Так мы и сидим, киваем знакомым, которые выходят из супермаркета почти что с пустыми руками.

Ну, отоварились? Кричит Тимо, и мы все ржем.

И долго так сидеть?

Ночью мы с длинноносым Тимо встречаемся у пруда. И целуемся, и снова целуемся, и еще немного. И он рассказывает мне, что никогда не знал своих родителей: они рано умерли. А Курильщица часто грустит, хотя он и живет теперь с ней. У нее есть любимый шнур от старой лампы, и она любит его испробовать на длинноносом внуке. Он задирает свитер, и на спине его видна живопись и географические карты. На мое возмущение он отвечает, что полным ходом готовится сбежать. И он хлопает по рюкзаку, который принес с собой на пруд. Завтра суббота, первый день проверки, пошли со мной. Ты пойдешь? Я киваю. Я зайду за тобой, говорит он. Он встает и исчезает в темноте, я машу ему вслед.

Утром в субботу я требую от отца предоставить мне отгул. Время для самой себя. Мне есть чем заняться. У меня намечен поход в долину.

У предпринимателей не бывает отгулов, отвечает отец.

Сейчас же лето, да к тому же суббота!

Берти уже выхватывает списки у отца из руки, но отец забирает их обратно.

Липа же сотрудник месяца, она заслужила отгул.

Отец смотрит на мать. Та не встает и не отходит к мойке и не поворачивается к нам спиной. Она смотрит на него в ответ.

Всего два выходных, прошу я.

Я заглядываю отцу в глаза, опухшие и красные. Отец переводит взгляд с меня на мать и обратно, тяжело дышит и закрывает глаза. В кухне надолго становится тихо. Ладно, говорит он наконец, ты знаешь что делаешь.

Он отдает Берти списки и выходит прочь из кухни на двор. Берти машет бумагами у меня под носом: некогда болтать, надо план выполнять! У него вдруг становится исключительно взрослый и серьезный взгляд, он просматривает списки с видом специалиста. Он выходит на двор, пока я сижу за кухонным столом, бормочет себе под нос какие-то инвентарные номера и прочие важные вещи, и ему нельзя теперь мешать. Но мне сегодня все равно. Мать улыбается мне. Я улыбаюсь ей в ответ.

Двор выглядит совсем по-другому этим утром, после того, как уехал «мерседес». Мать на огороде за сенным сараем поливает картошку и морковь, зимой мы будем уплетать их за обе щеки, какой бы старой и сморщенной ни была у них кожура. Белый свет заливает долину, еще ничем не пахнет. Тихо, только ручей журчит.

Сегодня самый великий день в году. Длинноносый Тимо забирает меня у калитки, на спине у него – его приготовительный рюкзак. Мы пешком по тропинке поднимаемся на холмы к Виденер-Эк, проходим мимо шахты «Темная впадина», мимо горняцкого поселка, где окончили свои дни глубоко в горе шахтеры. У этой горы, рассказываю я Тимо, раньше было много глаз, и они горели зеленым и синим огнем. Глаза эти глядели внутрь горы, и горняки, что здесь работали в своих спецкуртках и с налобными фонариками, были важными людьми. Но нет больше в горе никаких глаз, оттого-то теперь стало важным наше предприятие.

После полудня мы приходим в Бад-Крозинген, где ярко светит солнце. Отсюда, говорит длинноносый Тимо, рукой подать до Зоны. Никогда я здесь раньше не бывала, теперь вот с Тимо в первый раз здесь. Жители оставили Бад-Крозингер много лет назад. Здесь остались одни вещи. Горы пустых бутылок и сушилки для белья поросли белыми цветами. Вот дерево. Вот дом. Табличка: «Курортный центр». Через стекло видны ванны. Стекло изнутри покрыто мхом. В глубоком бассейне стоит трехколесный велосипед. А это сауна, объясняет Тимо. Мы садимся на одну из замшелых скамеек.

На центральной площади перед нами появляется человек. Я наступил на улитку, говорит он, она, должно быть, ползла домой. Человек карабкается вниз с кучи всякого брошенного имущества, подходит к нам, совсем близко, облизывает губы. Вкусно, произносит он.

Он проходит дальше и делает нам знак следовать за ним. Длинноносый Тимо со своим детектором Холла заявляет, что это один из Мутантов из Зоны. Мне приходится тащить Тимо за собой. Перед церковью человек останавливается, оборачивается к нам и улыбается.

Мы разведываем Зону, сообщаю я.

Человек тихо, но долго смеется, и смех его как будто прилетел из-за угла или вырвался у него из живота или из-за спины. Я раньше был бегуном, говорит незнакомец, мне пришлось оставить там позади моего сына, он лежит под кроватью, отдыхает, есть он больше не захотел.

Человек приплясывает вокруг меня, целует мне руку, трогает мою куртку, снова встает на ступеньки церкви. Останьтесь хоть ненадолго. У него слезы наворачиваются на глаза.

Всего хорошего, отвечает Тимо и тащит меня прочь через площадь, так что я спотыкаюсь.

Вы еще не видели мой дом, кричит нам человек с лестницы.

Настоящий Мутант из Зоны, ворчит Тимо, толкая меня за угол. Он прислоняется к стене и складывает пальцы пистолетом, заглядывает за угол. Мужчина на паперти все еще говорит сам с собой о чем-то непонятном. Для таких случаев и нужен облучатель Раймонда, шепчет Тимо.

Уже в сумерках мы через Виденер-Эк возвращаемся в нашу долину и спускаемся с горы. Мы сидим в комнате Тимо, под нами слышится шарканье и шварканье стульев по кафельному полу в кухне, свист флейты. Я ложусь на спину и притягиваю к себе длинноносого Тимо, но он снова садится. Мы должны еще получше узнать друг друга, говорит он.