Ему надо шоу.

А мне просто надо кого-нибудь отъебашить до кровавых соплей. Мне хочется.

Она не пришла больше. У меня есть ее инста, но я не писал. И не встречал больше у дверей универа.

Правда, со стороны смотрел каждый день. Издалека, так, чтоб не заметила. Отмечал всех новых смертничков и потом, когда она заходила в здание универа, вылавливал по-одному и душевно объяснял ситуацию. Причем, с особым предупреждением, чтоб ей ничего не говорили.

Не хотел, чтоб говорили.

Но и оставить ее на растерзание мажорикам на папочкиных тачках не мог.

Короче, проводил все те же мероприятия и ждал.

Просто ждал, когда отпустит. Должно же отпустить? Когда-нибудь?

Смотрел на нее издалека и сжимал кулаки до боли.

А потом ехал в клуб и там уматывался. Днем на тренях, а по вечерам – в боях.

Даже говорить ни с кем не хотел.

Фома, который полез по дурости еще в самом начале, получил по роже. Задумчиво покивал, сказал что-то про то, «каких людей теряем» и «бабы – зло», и больше вопросов ни у кого не было.

– Ты смотри, Олег, у него левая ведущая.

– Угу.

– Не подставляй.

– Угу.

Сегодняшний мой соперник носит прозвище «Зверь». Не потому, что дерется зверски, а потому, что боли не чувствует.

Но мне плевать.

Я гоняю его по всему рингу, уворачиваюсь от хваленых ударов левой. И думаю о том, что с моей силой надо только достать разок. Всего один.

На втором раунде мне тупо надоедает бегать за вертким Зверем и потому торможу, позволяя проявить инициативу.

И Зверь ее проявляет.

Причем, с неожиданной стороны. И умудряется меня достать. По брови. Тут же хлещет кровь, я нихера не вижу одним глазом, злюсь, рычу и наугад машу левой. Куда-то со смачным хрустом попадаю. Видно, Зверя не предупредили, что я – амбидекстер.

Зрители ревут, скандируют мое имя.

Ну да, в этот раз они получили шоу. С кровищей, все, как всем нравится.

Прижимаю к лицу полотенце, чтоб унять кровь, иду в раздевалку.

Рядом крутятся тренер и врач. Тренера интересует, не разбита ли бровь. Потому что это будет пиздец и завершение моей карьеры вообще.

А мне похер. Сижу, позволяя себя осмотреть, в голове пусто и гулко.

И как-то… бессмысленно, что ли… Жизнь, которая раньше, до встречи с моей бедой, вполне устраивала, нравилась даже, с каждым днем становится все хуже и хуже.

Бессмысленнее.

И не потому, что рядом нет ее, моей Лары. Нет. Просто… Просто тупо все.

Бестолково.

Правильно она от меня свалила сразу же.

Правильно не подпускала до этого.

И правильно, что забыла и не пришла больше. Зачем ей?

Больше не буду приходить к универу, не буду отваживать от нее парней… Наверно. Постараюсь. Ну, или буду каждого кандидата проверять. Чтоб нормальный. Чтоб не обидел. И если обидит…

– Идиот…

Голос вначале кажется незнакомым. Вроде Лара, то же нежное звучание, но вот слезы в нем… Откуда?

Поднимаю взгляд, щурюсь, прикидывая, не сильно ли словил по башке. Явно же глюки.

Что тут делать Ларе?

Здесь, в грязной клубной раздевалке?

Она вообще тут не смотрится. Словно инопланетянка в Челябинске.

– Идиот… Боже… Как ты мог…

Через мгновение окончательно убеждаюсь, что по башке я словил сегодня капитально. Потому что если Лара в раздевалке – это еще можно как-то принять, то Лара – передо мной на коленях – вообще никак.

Я провожу корявой, привычной складываться в кулак ладонью по нежной коже щеки, ожидая, что сейчас в пустоту упадут пальцы… Но нет. Она – настоящая, моя Лара.

Она стоит передо мной на коленях, смотрит снизу вверх, трогает щеку, боязливо, словно опасается боль причинить… И в глазах у нее слезы и ярость.

– Дурак… Боже… Столько крови… Дурак какой…

– Дурак, – податливо соглашаюсь. Правильно назвала, конечно дурак. Кем угодно пусть называет, главное, чтоб не вздумала исчезнуть. Я же с ума сойду.

– Идиот… ну вот как меня так угораздило? Все люди вокруг, нормальные… А ты… дурак…

Киваю. Да. Все люди, а я… А я дурак. Не могу без тебя. Дурак.

– Неделю ждала, когда подойдешь… Неделю. Ну вот кто так делает?

Никто, согласен. Говори еще. Мне хочется смотреть, как твои губы шевелятся. И слеза по щеке… Прозрачная. Ее хочется слизнуть.

Наклоняюсь и делаю то, что хочется.

Я же дурак. Я все могу делать сейчас, что хочется. Она позволяет.

– Опять всех от меня отогнал… – всхлипывает она, придвигаясь ближе и легко-легко трогая заклеенную бровь, – больно?

Больно… очень больно без тебя было. А с тобою – сладко. Она плачет, а мне это нравится. Больше слез – больше сладости ее кожи на языке. Я так в рай попаду, бляха, не заметив перехода между мирами. Я – уже в раю. Она – рядом. Это – мой рай.

Лара вздрагивает и прерывисто дышит от каждого моего прикосновения. Но не отодвигается, а сильнее тянется.

– Больно же… дурак…

Да, дурак…

Ее талия – тонкая, ломкая, легко обхватить… И ближе надо. Еще ближе.

– И вообще… Я пришла сказать тебе, что ты… Дурак. И чтоб не ходил больше… Понятно?

Конечно… Только не до конца. Не расслышал кое-чего. Давай ко мне на колени. И еще разок. Можно прямо в ухо. Так, чтоб дыханием теплым – до мурашек…

– Ах… Я не собираюсь с тобой… Не трогай меня там… И вообще… Тебе нельзя… Кровь же… Больно же тебе… И ты дурак… Не умеешь ухаживать… Ах… Нет… Да… Да-а-а-а…

Я – дурак, я – не умею ухаживать. Я умею только любить ее.

Плевать на кровь, боль и остальной бред. Она пришла сюда, сама. Она плакала, видя мою кровь. Она сейчас в моих руках дрожит…

Сука, я – самый счастливый человек на свете!

– Это все… Неправильно… Я только это и хотела… сказать… Ай…

– Люблю тебя…

– Ай… Это… Неправильно… Да?

– Да. А ты? Да?

– Ах… Ты такой дурак…

Она касается нежно-нежно, боится сделать больно.

А я трогаю ее, глажу и понимаю, что не надо нам говорить… Правильно-неправильно…

Это разве важно?

Нет.

Важно – что она пришла, сама. И плачет, потому что мне больно. И это осознание наполняет пустоту вокруг светом и правильностью. Единственно нужной. Той, ради которой и стоит что-то делать.

Той, ради которой стоит жить.

Моя беда, моя проблема… Самая главная моя проблема.

Самая.

Главная.

Моя.