— Как вы в них разбираетесь? — спросил я Медведя-собаку.

— А мы и не разбираемся, — махнул он лапой. — Книги перепутываются как хотят, и получаются новые истории, совершенно невероятные!

— Здорово, — сказал я. А потом задумался: — Как думаешь, им это не обидно? Что мы даже не можем узнать их названий…

— Не знаю. Это зависит от самих книг. То, что одним обидно, другим, наоборот, весело. Мне же не обидно, например, что у меня голова от другого животного.

Так вот в чём дело! И тут я решился спросить:

— Извини, пожалуйста… Но ты сам как считаешь: ты больше медведь или всё-таки собака?

— Зови меня Жан-Поль. Меня зовут Жан-Поль, и я потерялся. А остальное неважно. Главное, чтобы меня не забыли.

Он помолчал, а потом добавил:

— Знаешь, иногда это даже важнее. Важнее, что тебя помнят, чем то, что тебя никак не могут найти.

…Мы долго ещё бродили там с Вилли. Видели компанию разных мячей и воланчиков, они довольно весело проводили время. И улицу ворчливых непарных носков. Поболтали с самоваром — его когда-то забыли в электричке. А потом я увидел фонарик. Он был один. Я спросил его, и он ответил, что как раз не против пойти со мной. Он тут недавно, не успел ни с кем познакомиться. Понятно, что потерянный фонарик не может работать, но на всякий случай я нажал на кнопку. И он включился. Слабеньким таким светом, но светил. Так что домой мы поехали втроём: Вилли, фонарик и я. А Жан-Поль махал нам вслед своим огромным шарфом.

Снова замелькали кусты, и деревья, и камешки из-под колёс. Стражник Жёлтая Варежка тоже помахала нам на прощанье.

— Как думаешь, — спросил я Вилли, — почему она не в городе, а лежит здесь одна?

— Встречает, — ответил он, — ей есть кого ждать. Они же пара. Вторая тоже когда-нибудь потеряется. Обязательно.

— Надо было резинку пришить. Мне мама раньше так делала, когда я маленький был. И никогда не терялись. То есть терялись, но вместе с резинкой, вдвоём.

— Это да, — кивнул Вилли. — Только, знаешь, не всё любят пришитыми быть. Любят, значит, самостоятельность.

— Вот и теряются, — сказал я. — Теряются, а потом ждут. Слушай, а носки почему не ждут? — спросил я.

— А чего им ждать? У них и так компания. Вообще, им там неплохо, ты заметил? Ворчат-ворчат, а у самих и улица широкая, и самовар под боком, и библиотека рядом. Вот они и рады потеряться. Сбегают туда при первом удобном случае. Попробуй уследи.

— Ты же не носишь носков, откуда ты знаешь?

— Откуда знаю? Скажешь тоже! Августина носит ведь!

Фонарик молча лежал у меня в кармане. Когда мы выехали из Города потерянных вещей, он совершенно перестал разговаривать. Может, разучился или просто не хотел.

Мы с Вилли были уже в городе. Я переехал мост и тут увидел знакомый книжный магазинчик, тот самый, где я когда-то искал карту. Продавец стоял в дверях — видно, посетителей у него не было.

— О, да это никак ты, Себастьян? — обрадовался он. — И с велосипедом!

Я тоже обрадовался ему. И продавец пригласил меня зайти.

Потом мы ели Августинин пирог (я совершенно забыл про него, а тут вспомнил, и очень кстати), и я рассказывал продавцу про Августину, и про Вилли, и про Город потерянных вещей.

— Чрезвычайно, чрезвычайно интересно! — говорил он и в задумчивости вытирал руки прямо о джинсы. Вилли, конечно, стоял рядом — продавец сразу понял, что такой велосипед не должен ждать хозяина под дверями. Он даже попробовал поговорить с Вилли, но, к сожалению, ничего не услышал.

— Жаль, — сказал он, — я, кажется, слишком взрослый. Но это не очень страшно. Главное, вы заходите ещё, Себастьян. Заходите вдвоём.

И он пошёл мыть руки с мылом, потому что у него такая работа — книги. А тот, кто имеет дело с книгами, не обходится вытиранием рук о штаны. Да, и у него тоже оказалось необычное имя. Теодор, вот какое. Тео, продавец книг и любитель карт.

Ну, а мы с Вилли поехали домой. Уже начинало темнеть, а в подъезде совсем уже ничего не было видно. И я достал из кармана фонарик и включил его. Да, он светил. Всё правда, мне не показалось.

— Севка, а ты? Поедешь? — спросил меня Марк.

— Куда? — не понял я. Они говорили о чём-то своём, Марк и другие ребята из нашего класса, я не слушал. Я же не думал, что вдруг кто-то заговорит со мной, тем более Марк.

— На соревнования в воскресенье. Поедешь?

— На какие ещё соревнования?..

— Ну ты даёшь, — удивился Марк, — совсем живёшь вне социума. Все вокруг только об этом и говорят!

Я так понял, что «вне социума» — это не знать того, о чём все говорят. Не уверен, что так, но переспросить постеснялся. А Марк продолжал:

— Велосипедные гонки. У тебя же теперь есть вел, вполне нормальный. Поедешь?

— Ага, — неожиданно сказал я и сам удивился. Это не я сказал, а как будто мой голос сам по себе. Зачем вот мне это надо, гонки какие-то?

— Ну и чудесно. В десять начало, смотри не проспи!

У Марка странное, несимметричное лицо. И глаза тёмные-тёмные, как крепкий чай. С крапинками. И ещё он всё время будто над чем-то смеётся. И он очень умный, самый умный в классе. Особенно по математике. И он говорит «чудесно». И выглядит при этом не как псих, а совершенно нормально.

Значит, в воскресенье. Интересно, Вилли не будет против?

— Погонять? Конечно, давай! — Вилли обрадовался, прямо копытом бил, то есть колесом подпрыгивал. Погонять!

Мы с ним изъездили весь парк, где будут гонки. Странное место этот парк: вроде бы всё знаешь, и тут вдруг — бац! — неизвестное место. Иногда за нами увязывался Комарик, и я давал ему прокатиться на Вилли.

— Вот, — всё вздыхал Комарик, — если бы у меня был велосипед… Я бы тоже поехал. Как думаешь, смог бы я эту гонку?

— Конечно, смог бы!

Мне было ужасно неловко, я даже готов был уступить ему Вилли на соревнования, только бы он не был таким несчастным! Но как же тогда я? Я что, виноват, что у Комарика нет велосипеда?

— Я приду за тебя болеть, — сказал Комарик.

— Да ладно, чего там болеть… Какой из меня гонщик? Я просто. Просто так, покататься…

На самом деле я сначала боялся. Они же все давно катаются, а я? И потом, будет много старшеклассников. А вдруг я буду последним?!

Вечером позвонил папа, и я рассказал ему про соревнования.

— Знаешь, Севка, — сказал он мне, — какой девиз Олимпийских игр?

— Ну и какой?

— Главное не победа, а участие!

И я вдруг совершенно перестал переживать.

Настроение мне портил один Комарик. Ну что ты с ним будешь делать? Что? Как будто это наш общий велосипед. Хотя… Вот я увидел это объявление, а могло бы быть наоборот. И он пошёл бы к Августине, и Вилли достался бы ему. Интересно, Комарик давал бы мне покататься?