Бред.

Натуральный бред.

Да ну, не существует других миров и уж тем более миров с магией. Надо меньше фэнтези читать.

Так я их и не читала никогда.

— Лиз, — дернула меня орчанка, — ты чего, опять уснула, что ли?

— А?

— Просыпайся, говорю, — ткнула кулаком в плечо меня орчанка. С ее-то стороны жест был дружеский, а вот я чуть назад на кровать не завалилась. — Или ты забыла, что мы собирались на утреннюю тренировку?

Как тут забудешь? Вчера, благополучно разобравшись с полученными книгами, мы с Эйсмой отправились на обследование территории. Само собой, Ланделин вызвался быть нашим экскурсоводом и не отставал от нас ни на шаг. Когда он привел нас на полигоны для боевиков, Эйсма чуть слюной не подавилась, осматривая тренировочные сооружения. А когда Ланделин похвастался, что может провести нас через проходную (не боевикам проход на полигоны был запрещен), зеленокожая гигантка чуть не раздавила беднягу в своих благодарственных объятьях. Во всяком случае, я отчетливо слышала, как трещат его кости.

Желая как можно быстрее избавиться от нежданной девичьей благодарности, Ланделин вынужден был пообещать, что будет каждый день устраивать нам утренние тренировки. Я же на эти обещания только рукой махала, будучи уверенной, что вот-вот вернусь в серую обыденность. И уж тем более я не думала, что мне действительно придется принимать в этих тренировках реальное участие.

— Знаешь, Эйсма, — все еще пытаясь поставить мозги на место, сказала я. — Боюсь, мне придется пропустить тренировку. Мне срочно нужно к ректору.

Эйсма подозрительно на меня покосилась, но не стала укорять, а просто произнесла:

— Жаль, Ланделин расстроится. Поэтому завтра ты обязательно пойдешь, даже если не захочешь.

Я не стала уточнять почему, а поспешила в ванную комнату приводить себя в порядок. Хоть я и сомневалась в удачности своей задумки, сидеть сложа руки было нельзя.

Несмотря на достаточно ранний час, большие напольные часы в приемной показывали семь утра, ректор был на месте и даже согласился меня принять.

— Присаживайтесь, — указал мне Красавчик-ректор на большое мягкое кресло, стоящее у окна.

Сам он сел в кресло напротив. На его красивом лице блуждала легкая, немного ироничная улыбка, словно он заранее знал, зачем я явилась к нему в такую рань.

— Признаюсь честно, я ждал вас еще вчера. И да, я знаю, почему вы пришли ко мне, — произнес ректор, подтверждая мои мысли и именно тогда, когда я поняла, что совершенно не представляю, с чего начать разговор. — В отличие от других членов приемной комиссии, мне доводилось иметь дело с иномирцами, поэтому я сразу понял, кто вы.

— То есть, — осторожно начала я, — вы уверены, что вы не плод моей больной фантазии?

Ректор мягко, но довольно громко рассмеялся.

— Ну, быть фантазией мне бы совсем не хотелось.

— Чем докажете? — не сдавалась я.

— Не думаю, что это возможно, — уже серьезно продолжил ректор. — Что бы я ни сказал или ни сделал, вы всегда можете приписать это вашей фантазии. Даже причини я вам сейчас боль, вы все равно можете списать это на реакции своего мозга.

— Согласна, — кивнула я. — Тогда что же мне делать?

— Единственное, что могу вам предложить — это только принять окружающую вас действительность как реально существующую.

— Но как такое возможно? — никак не могла смириться я. — Как можно принять реальность существования магии?

— В вашем мире ее разве не было? — тут же заинтересовавшись, подался вперед ректор.

— В моем мире только одна магия — деньги, — усмехнулась я. — Все остальное — иллюзии и ловкость рук.

— Интересно, — Красавчик-ректор откинулся назад на спинку кресла и начал внимательно меня разглядывать. — Но тем не менее вы — довольно сильная ведьма, а ваше проклятие произвело на виру Носильскую прямо-таки неизгладимое впечатление.

— Какое проклятие? — поспешила спросить я, абсолютно не понимая, о чем идет речь.

— Ведьмовское проклятие паники и ужаса, — легкая полуулыбка снова коснулась слишком красивого лица. — Надо отдать вам должное, я впервые столкнулся с тем, чтобы заклинание, сопоставимое по силе с боевым, звучало вполне миролюбиво.

— Это вы о песенке, что ли? — предположила я, все еще силясь понять, что имел в виду ректор.

Ректор кивнул.

— Но это действительно была просто песенка, — пожала я плечами, — ничего более.

— И тем не менее артефакты зафиксировали ваше проклятие, и их показатели внесены в ваш приемный лист. Хотите ознакомиться?

— Конечно, хочу, — оживилась я.

Ректор золотым пером написал прямо в воздухе несколько слов и через пару минут в кабинет зашла уже знакомая мне фурия из деканата. Заискивающе улыбаясь, она вручила ректору тоненькую фиолетовую папочку и, не разворачиваясь, а забавно пятясь задом как рак, скрылась за дверью. Недолго думая, ректор передал папку мне.

Едва открыв папку, я тут же забыла и про проклятие, и про какие-то там зафиксированные результаты. А все потому, что на первом же листе бумаги значилось:

Имя: Ветер

Фамилия: Елизаветандреевна

— Это что? — подняв за один уголок лист с моими как бы данными, ткнула я им в Красавчика-ректора.

— Ваши личные данные, — не совсем понимая причину моего возмущения, ответил ректор.

— Мои данные? По-вашему, Ветер — это имя? А это — ЕЛИЗАВЕТАНДРЕЕВНА? Да как это вообще одним словом можно было додуматься написать?

— Подождите, — нахмурился ректор, забирая у меня лист. — Насколько я помню, на вступительном экзамене я лично попросил вас назвать ваше имя, и вы ответили мне именно так — Ветер Елизаветандреевна, — ректор немного подумал, словно еще раз вспоминая происходящее, затем продолжил: — После экзамена вы должны были направиться к виру Громогласному для заполнения регистрационных документов. Какое имя вы ему назвали?

— Ветер Елизавета Андреевна, — все еще пребывая в шоке от того, что можно перепутать имя с фамилией, ответила я.

— Ну вот, видите, — обрадовался Красавчик, — все верно. Ваше имя и ваша фамилия с ваших слов записаны верно.

— И что мне теперь делать?

— Учиться, — еще более радостно провозгласил ректор.

— Но меня зовут Елизавета, а Ветер — это фамилия. Андреевна — это отчество, имя отца, если у вас нет такого понятия, — зачем-то пояснила я.

— Я понимаю, и даже больше — сочувствую вам, — осторожно, словно успокаивая, погладил ректор меня по руке. — Но, к сожалению, изменить что-либо мы уже не можем.

— Почему?

— Документы уже ушли в королевскую канцелярию, и вернуть их нет возможности, — развел руками Красавчик.