Кажется, именно на этом месте очередного внутреннегомонолога его однажды прихлопнула, как муху, чугунная ладонь реальности.

— Боря, у меня рак, — сказала Надя.

Он тут же вспомнил шутку поэта Светлова: «Рак у меня ужеесть. А где же пиво?» — и странно, дико усмехнулся.

— Два варианта, — спокойно продолжала Надежда Николаевна, незаметив его усмешки, — послушай меня внимательно и помоги принять решение.Вариант первый, традиционный. Операция, химия, лечение по полной программе. Этодаст мне в лучшем случае полтора-два года жизни. Вариант второй — оставить всекак есть. Тогда я умру через пять-шесть месяцев. Но умру легко. Боли отличноснимаются наркотиками.

«Не исключено, что если бы Татьяна поддалась страсти иизменила бы своему генералу с Онегиным, которого любила, пожалуй, ещё сильней,чем Анна Вронского, она бы в итоге погибла. Стало быть, порядочность, чистотадля Пушкина — это так же естественно, как инстинкт самосохранения. Или делосовсем в другом? Пушкин свою Татьяну уважал, берег, а Толстой испытывал к Аннесмешанные чувства, одновременно страсть и ненависть, что, пожалуй, одно и тоже…»

— Боря, ты меня слышишь?

— Да, Наденька.

«Убийца русской императорской семьи Юровский в молодости былярым толстовцем, сохранилось три его письма, адресованных Льву Николаевичу.Будущий убийца делился своей проблемой. Он любил замужнюю женщину. На два егописьма Толстой ответил. В этом есть нечто таинственное и жуткое. Толстой —редкий пример русского гения, дожившего до старости и уставшего от собственнойгениальности. Гигантскому, космическому дару к концу жизни он предпочёл плоскоерациональное поучительтво. Ему хотелось упроститься, спуститься с небес наземлю. Небеса показались слишком холодными. Старики часто зябнут. Земля влекларыхлостью, мягкостью, он даже принялся ходить босиком, до того влекла земля. Нопотом ему это стало скучно, и он умер, взбудоражив Россию и весь мир».

— Боря, как мне быть? Лечиться или нет? Понимаешь, лечениеочень мучительно, и стоит ли ради лишних нескольких месяцев жизни…

«Анна чувствовала, как у неё блестят глаза в темноте, и ещё,эти тёмные завитки на шее. А сцена, когда она приходит к ребёнку? У Серёжижирные ножки. И сама Анна жирная, вся колышется. Вечная война духа и плоти,долга и страсти. Анна — это война Толстого с самим собой. Война, от которой онтак устал к старости. Татьяна — это…»

Он не сумел сформулировать, что же такое Татьяна. Он вдругфизически ощутил, как распадается в его душе великая гармония, как слой заслоем улетучиваются волшебные тексты, стихи и проза. Нет ничего, кроме жуткой,наглой опухоли в животе его жены.

— Надо ещё раз проконсультироваться с врачами, — сказалБорис Александрович, — ведь случаются ошибки. Как это — ничего не было, и вдруграк. Невозможно.

Он говорил ещё что-то, но слова не имели смысла. У негоначался приступ астмы, по привычке он попытался прочитать про себя какое-нибудьстихотворение, но не сумел вспомнить ни единой строчки. Пришлосьвоспользоваться баллончиком с лекарством.

Вместе с женой они приняли решение всё-таки лечиться, иследующий год прошёл в мучительной бесполезной борьбе. Химия, от которойтошнит, лезут волосы, любая царапина заживает месяцами, пухнет и гноится.Операция, после которой из живота вывели трубку. Борис Александрович допоследнего момента не верил, что его Наденька умирает, и когда это случилось,он как будто умер вместе с ней.

Через десять дней после похорон, проводив сына в аэропорт,вернувшись в пустой дом, он взял с полки томик Чехова, раскрыл и тут жеотложил. Ни Толстой, ни Бунин, ни даже Пушкин больше не спасали его.Одиночество обрушилось на старого учителя всей своей ледяной мощью.

Он продолжал работать, ходил каждый день в школу, проверялсочинения, давал дополнительные уроки. Однажды наткнулся на два совершенноодинаковые сочинения по «Войне и миру», написанные вполне бойко и грамотнодвумя очень слабыми учениками.

— Они просто скачали из Интернета, — объяснил ему кто-то измолодых учителей.

Сын в последний свой приезд купил ему стационарныйкомпьютер, чтобы общаться по электронной почте. Борис Александрович вёлпереписку с сыном, но в паутину никогда не влезал. А тут решил попробовать.Новая забава понравилась ему. Через Сеть можно было получать огромноеколичество информации, не выходя из кабинета, не заваливая дом газетами ижурналами, не включая телевизор.

Вечерами он стал бродить по энциклопедиям, по самымзнаменитым музеям мира, по городам, в которых не суждено побывать. Емунравилось отыскивать статейки на литературные темы, проглядывать рейтингикнижных новинок. Иногда он залезал в чаты, читал диалоги разных пользователей,но сам никогда в них не участвовал.

В своих путешествиях он часто натыкался на грязь. В Сетижило огромное количество психов. Вампиры, ведьмы, чёрные и белые маги,сатанисты, фашисты, извращенцы всех видов и мастей. Но особенно много былопорнографии. Борис Александрович обходил это, как грязные лужи, быстро иосторожно, стараясь не вляпаться.

И всё-таки однажды вляпался.

Это был вполне благопристойный чат, где велись умные диалогио литературе. Один из участников дискуссии доказывал, что некто Марк Молох —гений, новый Набоков. Борису Александровичу стало интересно. Он вышел из чата,набрал «Марк Молох» и нажал «поиск».

«Новый Набоков» оказался всего лишь очередным порнографом.Бегло, брезгливо пробежав тексты, Борис Александрович всё-таки успел заметить,что Марк Молох довольно бойко пишет, с некоторым даже литературным блеском. Тоесть это не просто озабоченный болван, который тешит собственное больноевоображение блеклыми картинками разнообразных соитий. Это автор с претензией,автор грамотный, образованный, умелый. Ну что ж, тем хуже, тем гаже.

Старый учитель готов был уже покинуть мерзкий сайт, нозавис. Нажал куда-то не туда. На дисплее появилась подвижная картинка. Кадр изпорнофильма. Все бы ничего, но актёрами были дети. Две девочки и два мальчика,от десяти до четырнадцати лет. Худые голые тела переплетались в такой кошмарнойкомпозиции, что у Бориса Александровича пересохло во рту.

«Как же это?! Разве такое возможно? Должна существоватькакая-то цензура! Ведь это уголовщина! И так открыто, нагло! Господи, чтопроисходит? Почему? За что?»

Следовало убрать страшную картинку с дисплея. Убрать изабыть. Начинался тяжёлый приступ астмы. Он захлёбывался кашлем. Руки тряслись,он не мог справиться с мышью. Оставил все, как есть, бросился в ванную забаллончиком. Снял приступ, вернулся к компьютеру. Картинка на дисплеесменилась. Теперь детей показывали по отдельности. Голых. В разных позах.Убрать и забыть. Иначе можно сойти с ума. Выключить компьютер и больше никогдане влезать в паутину.