Девушка подошла незаметно и встала рядом. Она почтиуспокоилась, только дрожала от холода.

— Почему вы так думаете? — спросил Соловьёв.

— Тут думать нечего. — Девушка закурила. — Это очевидно.Маньяк, он и есть маньяк. Они всегда сочиняют что-нибудь оригинальное. Для нихубийство это перформанс. Творческий акт. Произведение искусства, блин. А что, увас есть другие версии?

Соловьёв молча пожал плечами, перепрыгнул канаву, поднырнулпод ленту ограждения. Свидетели остались стоять на обочине.

— Вот хрен они его поймают. Кстати, сейчас полнолуние. Наманьяков луна действует очень сильно.

— А ты откуда знаешь?

— Книжки читаю.

Соловьёв оглянулся. Свидетели стояли, обнявшись, и смотрели,как выплывает из-за тучи бледный, идеально круглый лунный диск.

— Здесь все кусты и ветки поломаны, — тихо заметил эксперт,— как будто ураган прошёл.

Фонарный луч медленно полз по кругу.

— В такой темноте бесполезно, — сказал старший лейтенантАнтон Горбунов, — надо ждать рассвета.

Соловьёв ничего не ответил. Луч упёрся в тонкий стволмолодой берёзы. Дерево покосилось, как будто его правда трепал ураган, пытаясьвырвать из земли с корнем. Соловьёв вернулся к телу.

Сладкий запах ударил в ноздри. Действительно, похоже накарамель или жвачку. Надо было вылить всю бутылку, чтобы так пахло. Пустаяпластиковая бутылка валялась тут же. На этикетке улыбался младенец, завёрнутыйв розовое полотенце. «Беби дрим». Масло после купания. Пятьсот миллилитров.Такие продаются во всех аптеках. Соловьёв заметил, что крышка на месте,завинчена, и подумал, что отпечатки скорее всего стёрты. Убийца аккуратист.

Луч скользнул по руке с ярко накрашенными короткими ногтями.

— Училась, — пробормотал Соловьёв, — наверное, хорошоучилась.

— Почему вы так думаете? — удивился эксперт.

— Характерное утолщение на верхней фаланге среднего пальца.Такая мозоль бывает у тех, кто много пишет от руки.

«Вот тебе и первое различие, — подумал Соловьёв, — у техтроих подростков пальчики были ровные, без всяких утолщений. Им не приходилосьписать от руки. Они нигде не учились, иначе их бы обязательно кто-нибудьопознал».

— Стоп, а это что тут у нас? — Соловьёв осторожно отогнулпучок сухой прошлогодней травы.

«А вот и второе различие. Впрочем, это может оказатьсяслучайностью. Не стоит пока делать никаких выводов».

— О боже, — выдохнул эксперт и подцепил пинцетом голубуюпрозрачную соску-пустышку.

На секунду все замолчали. Стало тихо, и от тишины как-то особеннохолодно. Руки в резиновых перчатках заледенели. Соловьёву показалось, чтогде-то далеко щебечет одинокая птица. Не могло быть никаких птиц, кроме ворон,сейчас в этом лесу, в начале апреля, в заморозки. Однако щебет не умолкал.Дмитрий Владимирович медленно пошёл на звук, прощупывая фонарным лучом каждыйсантиметр.

Звонил мобильный телефон. Он валялся под деревом,симпатичный, ярко-розовый, с брелком — золотой туфелькой.

«Третье различие. Но всё-таки почерк поразительно похож.Неужели опять он?»

Соловьёв осторожно поднял телефон, нажал кнопку.

— Алло! Женя! Где ты? Алло! Что молчишь? Женя, доченька…

Хриплый женский голос шарахнул Соловьёву в ухо из маленькойтрубки, как пулемётная очередь. Телефон пискнул и замолчал. Батарейка села.

* * *

Странник вернулся из царства света, где всё ясно, вреальность, в вечную ночь, где ни черта не разберёшь. Ему не хотелосьвозвращаться, но его выкинула наружу неведомая мощная волна, с которой непоспоришь. В царстве света он был спокойным и сильным. Он выполнил святуюмиссию. Спас ангела. Что же теперь?

Он смутно помнил, как мотался по ночному городу, какимобразом попал сюда, где оставил машину. Он огляделся и увидел все словно впервый раз. Ночь. Центр Москвы. Река. Мост. Тёмные громады домов. Маслянистыеразводы фонарного света, багровые, синие, жёлтые отблески рекламы.

Пусто и страшно в этом городе, переполненном жизнью,копошением плоти, под землёй, над землёй, в глубинах метрополитена, на верхнихэтажах высотных зданий. Наркотики, проституция, тупая борьба за существование,деловитое утоление грязных страстей. Торжество зла, запечатлённое миллионамителеэкранов, компьютерных мониторов, газетных страниц.

Конец света уже наступил, но никто этого не заметил, потомучто некому замечать. Мир населён гоминидами, мутантами, демонами в человеческомобличий. По сути, это животные, обезьяны. Но выглядят как люди. Разница в том,что у человека есть душа, а у обезьяны нет. Гоминид — плотоядная гадина,коварная, агрессивная, готовая на все ради лишнего куска мяса. Но если бы онипитались только мясом! Нет. Им этого мало. Как всякое исчадье ада, они пожираютдуши.

Миф о животном происхождении человека связан именно сгоминидами. Корни у них и гомо сапиенс совершенно разные. Человекоподобныесущества — творение дьявола. Плагиат. Они появились одновременно с людьми, какдьявольская альтернатива человеку разумному и духовному.

Самцы и самки гоминидов присутствуют во всех цивилизациях,на всех широтах Земного шара. Два миллиона лет они разлагают, развращают людей,делают их мутантами, замещая чистую человеческую природу своей, звериной, нагенетическом уровне. Вся мировая история и мифология — вопль о помощи,обращённый в пустоту. Оборотни, вампиры, живые мертвецы — не фантазии. Этогоминиды.

Высокий плотный мужчина в тёмной куртке стоял на Крымскоммосту, перегнувшись через перила, смотрел, как летит в воду пепел его сигареты,и вода была точно такая, как пепел, тусклая, серая. После долгой оттепелиударил мороз, но река ещё не успела покрыться коркой льда.

Он стоял давно, время для него остановилось. Он примёрз кчугунной ограде. Не то чтобы ему хотелось сигануть вниз, но он чувствовал, дочего легко это сейчас, и даже видел себя, уже начавшего смертельную акробатику.

Руки ухватились за перила, правая нога задралась в поискахопоры. Со стороны в эти несколько мгновений он, вероятно, будет похож напожилого жилистого кобеля, который поднял лапу, чтобы помочиться. Совсемнебольшое усилие — и тело перевалится через ограждение, полетит вниз. Водавзорвётся брызгами и проглотит добычу очень быстро. Он сразу пойдёт ко дну.Холодно. На нём много одежды. Он не умеет плавать.

* * *

Сигарета догорела до фильтра. Он кинул окурок в реку,перегнулся ещё ниже, наблюдая, как медленно гаснет в чёрной пропасти алыйогонёк. Он стоял на цыпочках. Ноги почти повисли в воздухе. Живот больно вжалсяв чугунную перекладину. Он смотрел на воду, не отрываясь, и вода смотрела нанего, хищная чернота заглядывала прямо в душу и шептала: ну, что же ты? Небойся! Утонуть легко, совсем не больно, всё равно как уснуть. Ангельские голосауслышишь, и будет хорошо, сладко.