или знакомые. Они стали моей семьей. Каждый из них для меня дорог, каждого из них я люблю. И они платят мне тем же. Здесь действует знаменитейшее правило: «Pour être aimé, soyez digne d’amour».

— Что за претенциозные цитаты?

Я усмехнулся безо всяких скрытых помыслов, ничего на то не отвечая.

Бронзовый конь, который все никак не хотел замирать на своей неустойчивой подставке, с грохотом упал на пол.

— Ты и сам это говорил, только чуть иначе. — Я стал тщательно и с беспокойством осматривать фигурку.

— Тогда настоящей любви не существует? — встретив мой недоумевающий взгляд, он пояснил:

— Как двум людям, оба которые достойны любви, можно отыскать друг друга среди миллиона «недостойных»?

Честно, даже сейчас, анализируя и записывая прошедшее, я до сих пор не мог найти ответа на этот вопрос. Наверняка было здесь какое-то простое, но, пожалуй, непонятное для человеческих умов решение. Скажем, судьбою положено. Но это уже философия, а философию я на должном уровне не разбираю.

— Порой меня поражают твои подобные умозаключения, — медленно ответил я, аккуратно положив коня на стол.

Не могу не описать, пусть даже вкратце, этого самого коня, предмета моего искреннего восхищения: столь тонкая работа не может не радовать глаз: длинные изящные ноги, чуть позолоченные на подошве, запечатленные в конском галопе; было в нем какое-то человеческое отчаяние, попеременно со зверской решимостью!.. Впрочем, это описание некоторым читателям может показаться неуместным, но для публики ли пишу? Скорее, для себя, да-с.

Дмитрий, между тем, с легким сожалением улыбнулся, однако более не произнес ни слова по этому поводу.

— Ах, как давно я не играл на рояле! — Я с воодушевлением размял пальцы. — В последнее время муза меня не навещает, я надеюсь исправить это в кратчайших сроках.

— Да, было бы чудно слегка передохнуть, — согласился Дмитрий, потянувшись за костылями. Я с некоторым недовольством проследил за его движением:

— Да-с, теперь свет нас не увидит. Впрочем, не долго. Завтра же пойдем в больницу.

— Зачем же? — искренне удивился приятель.

Я озадаченно поднес ладонь к голове, анализируя свои слова и пытаясь найти в них ошибку или какое-то иное толкование, но ничего подобного отыскать не сумел.

— Что же такое — зачем? Погляди на свою ногу! Неужто, в самом деле, решил оставить все как есть? Без медицинского вмешательства здесь не обойтись…

— Да, оставлю так, — отмахнулся Дмитрий, будто речь шла о чем-то до невозможности пустяковом. Я даже подумал, что мой друг смеялся надо мной.

— Поднимемся завтра пораньше, больница в двух-трех верстах от усадьбы. Думаю, до девяти успеем…

— Да к чему же все это? Я не стану обращаться за медицинской помощью, я разве не говорил?

От изумления я потерял дар речи. Столь необъяснимое поведение своего товарища натолкнуло меня на мысль, что он явно не в себе и совсем не разбирает, что говорит.

— Быть может, ты неправильно понял меня, ибо я ни при каких условиях не стану что-либо менять в своем положении. Стихия наказала меня, я понесу наказание достойно.

— Оставь же свою непонятную философию! Как же ты собираешься жить дальше, в конце концов?!

— Как распорядится судьба, — чуть поразмыслив, отвечал он спокойно и смиренно. Я же, конечно, не разделял его позиции:

— Только вот, ранее ты говорил, что у каждого человека есть свой долг, и он должен этот долг выполнить. Какой же тогда смысл в этом предназначении, если судьба людей самим же людям неподвластна?

Дмитрий промолчал, нахмурившись. Я же продолжил:

— Зачем мы, по-твоему, приехали в К-город? Исключительно ли из-за именин Суворова? Из-за твоей ноги, друг мой! Нам было так здорово странствовать, пока под волною глупого героизма ты не лишился способности ходить!

— Я бесчестен. И бесчестным буду либо к тебе, либо к стихии.

— Так определись же, чью сторону выберешь.

Дмитрий, казалось, сильно задумался, что очень оскорбило меня: самого близкого друга готов променять на то, что толком и не существует. Нет, я не осуждал его веру и жизненные позиции, но и не поддерживал. Более того, его, так называемое, мировоззрение казалось мне бессмысленным. Возможно, если бы мне довелось познакомиться хотя бы с еще одним подобным человеком, мое мнение на счет такой веры изменилось, однако сейчас это почти то же самое, что верить, скажем, в ботинок.

— Что ж, хорошо. Я посещу больницу, но не завтра. Позже, — наконец произнес он.

— И когда же? Не в твоих ли это интересах?

— Не завтра, но как можно скорее, да, — заверил меня он.

***

Сосредоточиться на музицировании не получалось. Мои мысли были заняты другим, потому я постоянно сбивался. Дмитрий тоже не преуспел со скрипкой. За столь долгий перерыв в музыке он будто бы и вовсе разучился управлять смычком. Инструмент в его руках дребезжал, выл, стонал, но только не пел. После многочисленных попыток сыграть этюд какого-то австрийского о композитора, я обессиленно закрыл крышку рояля. Дмитрий также отложил скрипку, разминая затекшее плечо. Весь процесс сопровождался абсолютным молчанием. Я все еще помнил недавнюю перепалку и был немного обижен и разочарован в своем товарище…

11.09

В тот день неизвестный господин не явился, как и в следующий. Внутри меня горел слабый огонек надежды, что тот тайный гость навестит нас вновь. Я все никак не мог унять свое любопытство, хотя притом догадывался, и даже знал, кто же это мог быть.

Вчера мне понадобилось съездить на рынок, Дмитрий, конечно, предпочел остаться в усадьбе, впрочем… (неразборчиво). Я не стану в подробностях описывать свою поездку, наверняка и без того наскучил никому не нужными описаниями. Однако не могу не отметить, что по дороге на площадь довелось мне пару раз наблюдать группы недовольных горожан с протестующими знаками и табличками, которых разгоняло несколько полицмейстеров и небольшая группа вооруженных. Это явление было не в диковинку, я в который раз подивился той постоянности и гармонии, которая на протяжении нескольких лет царствовала в К-городе. И это действительно можно назвать гармонией, рушить которую уже, казалось, будет чем-то неправильным. Наверное, я рассуждаю именно так, потому что происходящее не сильно затронуло меня, а люди, которые живут в К-городе всю жизнь, конечно, были бы со мной не согласны. Конечно, перемены нужны.

Сегодня Дмитрий в самом деле поднялся раньше обычного, чтобы собраться в больницу, что меня приятно удивило. Однако приятель наотрез отказался от моей компании:

— Пошли со мной одного из крепостных, но сам езжай на площадь. Ты ведь собирался еще вчера, но погода не позволила.

— Я могу перенести поездку еще раз, если это касается твоего здоровья.

Но Дмитрий