— Да прыгнул высоко. За ствол вцепился и давай наверх лезть. Руки и ноги сами по себе двигались. Увидел если бы меня какой-нибудь вор — позавидовал бы. Точно говорю.

— Ого. Ничего себе. А дальше что делали?

— А дальше схватился за толстую ветвь, уселся на неё и давай на зверюгу смотреть. Косолапый на задние лапы встал и попытался вскарабкаться. Да только толстое брюхо и кривые лапы не помогли. Рычал косматый. Жаловался. А я сижу на ветке и давай крепким словцом бросаться. Я его и так, и этак, и весь лесной род через туды его коромысло. Пожелал косолапому стать грязной шкурой на стене самого дешёвого трактира. Про ружьё заговорил, мол: сейчас тебя дробью угощу. Понравится, обещаю. Не хрен с маслом, но тоже полезно. Я по привычке занёс руку к плечу, а там ружья нет.

— Как это нет? — округлил глаза молодой охотник.

— А упало оно, когда бежал от косолапого. Начал оглядываться по сторонам. Нигде не видно. Посмотрел вниз, а ружьё-то у самого основания дерева. И медведь рядом с ним. Спуститься вниз — себе дороже. Попытаться достать — руку оттяпает, негодяй волосатый.

— Ничего себе!

— Какая неожиданность! — с ехидством произнёс Василий Владимирович.

— Неожиданность? Я скажу вам, господа, что такое неожиданность. О, уверяю, такого нигде услышите.

— Дмитрий Павлович, мы вас внимательно слушаем, — подыгрывал зрелый охотник.

— Да, да. Слушаем. Только говорите! — поддакивал молодой.

— Так вот. Пока ваш покорный слуга искал решение проблемы, медведь зубами схватил ружьё и встал на задние лапы. А затем, прижав к мохнатой груди оружие, стал танцевать.

— Простите, что? — спросил Василий.

— Что, что — танцевать стал! Но как он танцевал: двигал задними лапами слева-направо, справа-налево. Крутился на месте по часовой стрелке. Разбегался и прыгал. Приседал и поднимался… А лапами что творил… Туда-сюда, туда-сюда, вперёд-назад, над головой… За спину спрячет и поклон.

— Каким это образом, если у него в лапах было ружьё?

— Ой, не мешайте… А вы? — спросил молодой.

— А я давай стучать по коленкам, по груди и в ладоши. Щёлкать пальцами, чтобы ритм поддержать. Так здорово было, так хорошо. Чудилось мне, что слышу зов предков. И в зове этом гремели имена князей великих. Звучали гусли, свирели, балалайки. О, господа, трудно передать словами те чувства, те эмоции. Ох, и хотелось плясать с Потапычем. Забыть об осторожности и просто плясать. У меня душа русская и у него тоже. Эх…

— И вы танцевали?

— Сплясал бы, кабы не сидел на ветке… Но тут он, сволочуга, стрелять начал!

— Святой Николай Угодник! — испугался молодой и перекрестился.

— Вот именно! Стрелять! В какой-то момент ружьё в зубах наклонилось, курок зацепился за клыки и дуло выстрелило. Повезло: дробь не задела меня. Однако, я потерял равновесие и рухнул на землю. При падении заработал шишку на голове. До сих пор не проходит. А вся эта дурь про зов предков моментально прошла. Я сразу вскочил на ноги и побежал. Не стал даже оборачиваться. Страшно было. Аж сердце из груди выскакивало. Один Бог знает, сколько времени бежал. Мне думалось, что вечность. Вышел на просёлочную дорогу. Повезло: навстречу ехала телега с мужиком. Остановил его, объяснил ситуацию и поехал до усадьбы.

— Вот это да. Нет слов…

— На следующий день я собрал группу охотников, и мы отправились в лес. Вышли на то самое место. Узнал дерево. Михайла Потапыча, бандюгу косолапого, найти не смогли. Даже натасканные собаки не унюхали следа. А вот с ружьём дела обстояли получше: в кустах оно лежало. Целое, без царапин. Спасибо мохнатому, что себе не присвоил. Не хватало только вооружённого медведя в наших лесах. Вот как-то так, господа.

— Вот чешет! — загоготал Василий Владимирович. — Вам надобно не охотой заниматься, а книги писать: сказки.

— Что значит — чешет? — возмутился старый охотник. — Правду говорю. Было такое. Вот те крест!

Он поднял было руку, чтобы осенить себя крестным знамением, но, заметив свою недопитую чарку, опрокинул её в рот и принялся похрустывать солёным огурчиком.

— Право, не врёт он, — сказал в поддержку рассказчика Николай Михайлович. — Вы, может, не верите, а я наоборот: охотно. Для опыта каждая такая история важна.

Но охотник-скептик в обиду себя не дал и ответил:

— Так он вам не поможет, опыт-то! Вы вон сегодня в утку попали только с четвёртого раза. И то с двух шагов, когда та уже дохлая оземь стукнулась, после того, как её Дмитрий Павлович на взлёте подбить соизволили.

— Брешете! Она трепыхалась ещё, в камыши умыкнуть силилась, а я не дал.

— Ну, будет вам, — вмешался в спор Дмитрий Павлович. — Предлагаю тост: за опыт. Чтобы ружья стреляли точно, дичь падала замертво, а мы, охотники, возвращались домой целые и невредимые.

— За опыт! — хором поддержали все остальные.

Яков тоже стукнулся стаканом с охотниками.

Выпили. Закусили. Посидели в тишине. Задумались. Дмитрий Павлович расправил жиденькие усы и обратился к Якову:

— Уважаемый, мы долго говорили об охоте, а про вас забыли. Позвольте загладить данную оплошность, уделив внимание вашей персоне.

— Да не вопрос, — согласился гость. — Я только за.

— Расскажите о себе.

— С чего бы начать? Родился в столице нашей — Москве. Относительно недавно стукнуло двадцать пять лет. Холост, детей нет. Планировал поездку в Финляндию, но обстоятельства помешали. Как-то так.

— Жаль, что семьи нет. Но ничего. Бог даст, а в жизни случится. У вас всё ещё впереди. Не сомневайтесь.

— Спасибо.

— Одно мне непонятно: почему вы назвали Москву столицей? Столица у нас Санкт-Петербург.

Тут Яков понял, что допустил ошибку. Не подумал и ляпнул невпопад. Пришлось ему выкручиваться.

— Ой, извините. Москва — древняя столица России. Она для меня роднее. Поэтому так и сказал.

— Понимаю. А из какого сословия происходите?

«Сословие? Какое ещё сословие? — задумался про себя Яков. — Наверное, про род деятельности спрашивает».

— Я — фрилансер! — с гордостью произнёс Яша.

— Фрилансер? — удивился старший охотник. — Хм… Не слышал о таком. Сколько лет живу, а сталкиваюсь с таким впервые. Посол что ли какой немецкий?

— Скорее французский, — вмешался в допрос молодой охотник. — Звучит похоже. Хотя благодаря Отечественной войне восемьсот двенадцатого года нынче галломания практически сошла на нет. Но и по сию пору некоторые французские словечки потребляются в народе не хуже блинчиков со сметаной. А некоторые и вовсе с мёдом.

— И чем вы хлеб насущный добываете? — продолжил старший.

— Самозанятый я, — ответил Яков.

— То есть?

— Ну так. Сам на себя работаю. Берусь за любой заказ, который предложат. Сделаю — заплатят. Не сделаю — не заплатят. Всё очень просто.

— А что это за заказы?