Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Относительно того, сколько рабов было в Риме, историки не могут прийти к единому мнению, поскольку на этот счет нет никаких достоверных письменных свидетельств. По приблизительным оценкам, во времена Октавиана Августа на Апеннинском полуострове насчитывалось примерно 2 млн рабов, составлявших, вероятно, около четверти местного населения, но в провинциях их было гораздо больше[48]. Рабов можно было встретить где угодно, они исполняли в обществе все мыслимые роли (за исключением правящей). Они трудились на масштабном сельскохозяйственном производстве в крупных поместьях-латифундиях и в небольших усадьбах, где крестьянская семья могла владеть одним или несколькими рабами. В домах богатых римлян служили десятки и даже сотни рабов – уборщики, повара, пекари, прислуга за столом, привратники, прачки, кормилицы, няни, садовники, охранники, сторожа, учителя, писцы, музыканты, декламаторы стихов, танцовщицы, наложницы или просто невольницы для утех.
Жизнь некоторых рабов, трудившихся в богатых домах и имевших возможность в среднем или пожилом возрасте выкупиться на свободу, могла быть комфортной и даже роскошной. В Помпеях, погибших под слоем вулканического пепла в 79 г., найден принадлежавший одной рабыне прекрасный золотой браслет, выполненный в виде змеи (традиционное животное-защитник) с надписью: «Господин – своей рабыне» (DOM[I]NUS ANCILLAE SUAE). Однако далеко не каждый раб мог рассчитывать на дорогие подарки, способные более или менее примирить его с тем, что он был не человеком, а движимым имуществом. Пример прямо противоположного рабского «украшения» – так называемый ошейник Зонина, датируемый IV или V в. и сегодня выставленный в Термах Диоклетиана в Риме. К грубо выкованному железному обручу прикреплена массивная (и, вероятно, доставлявшая много неудобств) подвеска наподобие современного собачьего жетона. Надпись на подвеске сообщала каждому, кто мог заметить идущего в одиночестве человека в ошейнике, что это беглый раб. В награду за возвращение раба хозяин обещал уплатить одну золотую монету – солид[49].
Люди, проданные в рабство или родившиеся несвободными, по сути, низводились до положения вьючных животных. Мы не знаем и не можем знать, каково на самом деле жилось римским рабам, поскольку они не оставили никаких сообщений о том, как выглядела их жизнь изнутри. Все, что нам известно о рабстве в другие периоды истории человечества, говорит, что это состояние обычно подразумевало годы лишений, притеснений и всех видов дурного обращения, от просто грубого до совершенно бесчеловечного. На африканских зерновых мельницах и в испанских рудниках рабы трудились в ужасающих, нередко опасных для жизни условиях. В романе Апулея «Золотой осел, или Метаморфозы», написанном во II в., есть несколько гротескных эпизодов, связанных с тяготами рабской жизни. Хотя все сцены из жизни рабов в книге вымышлены, а повествование временами принимает фантастический, непристойный и сатирический оборот, произведение Апулея дает представление об истинной мрачной природе рабства. В начале истории главный герой заводит взаимно приятный роман с миловидной домашней рабыней своего друга, а позднее встречает группу работающих на мельнице несостоятельных должников: «Кожа у всех была испещрена синяками, драные лохмотья скорее бросали тень на исполосованные спины, чем прикрывали их, у некоторых короткая одежонка до паха едва доходила, туники у всех такие, что тело через тряпье сквозит, лбы клейменые, полголовы обрито, на ногах цепи, лица землистые, веки разъедены дымом и горячим паром, все подслеповаты…»[50][51]
К тому времени, когда Апулей написал эти строки, римское общество уже полтысячи лет было рабовладельческим. Рабовладение стало важной опорой римской жизни во II в. до н. э., когда республика вступила в период быстрой экспансии в окрестностях Средиземного моря. Блестящие военные победы на Балканах, на островах Греции, в Северной Африке и в других областях приносили богатую добычу, в том числе возможность захватывать рабов. В такие годы, как 146 г. до н. э., когда были стерты в пыль Карфаген и Коринф, в империю стекались десятки тысяч пленников. Переправленные на другой берег моря, не имевшие возможности бежать на родину, рабы стали главной движущей силой быстрого экономического развития Рима. С ними республика (и позднее империя) получила множество бесплатных рабочих рук для строительства храмов, акведуков, дорог и прочих общественных сооружений и для работы в шахтах. Богатые римляне покупали рабов для обслуживания больших городских вилл и загородных латифундий или для собственного удобства и удовольствия. Привлекательность принудительного труда казалась очевидной. Рабов можно было эксплуатировать так усердно, как владельцы считали нужным, избивать так сильно, как они пожелают, содержать как свиней, разводить как скот, а позднее, когда они становились слишком старыми или больными для работы, отпустить на свободу или просто бросить на произвол судьбы. Увезенные за тысячи миль от родного дома, глубоко травмированные и, вероятно, поначалу даже неспособные объясняться на местном языке, они изменили своим присутствием Рим – город, республику и позднее империю.
По мере роста римской экспансии в эпоху империи в рабовладельческую систему оказались втянуты галлы, бритты, германцы и другие племена. Пираты, промышлявшие захватом рабов, были бичом всей Европы и Средиземноморья. Греческий историк и географ I в. до н. э. Страбон описал разбойников-работорговцев, которые терроризировали окрестности Армении и Сирии, захватывая мирных жителей с целью продажи. «В особенности побуждал к насилиям приносивший огромные выгоды вывоз рабов; ибо поимка рабов производилась легко, а рынок, большой и богатый, находился не особенно далеко»[52], – писал он. Речь шла о Делосе на Кикладских островах, где, по утверждению Страбона, ежедневно продавали до 10 000 человек, обреченных отныне жить, трудиться и умирать в чужих землях[53]. Римское рабство по своей природе не было расистским (и это важное обстоятельство, отличающее его от рабства в Карибском бассейне или на американском Юге). Однако считалось само собой разумеющимся, что «варвары», проживавшие за границами империи, пригодны для порабощения намного больше, чем сами римляне. По мере расширения империи миллионы человек пострадали от чудовищного унижения человеческого достоинства. Это состояние исчерпывающим образом описал живший в IV в. ритор Либаний: «Раб есть тот, кто в какой-то момент будет принадлежать другому, тот, чье тело можно продать. Что может быть унизительнее…