Ее досада на девушку, которая сидела здесь с таким растерянным и робким видом, будто у нее обнаружили шпаргалку во время контрольной работы, перешла в жгучую ярость. Маленькая глупая дурочка!

– Вы понимаете, что вы натворили, утаив от нас эту информацию? – сказала Пия, едва сдерживая себя и передавая записку шефу. – Мы уже несколько дней ищем Принцлера и Ротемунда. Леония Вергес, возможно, осталась бы в живых, если бы вы не скрытничали.

Майке Херцманн закусила нижнюю губу и виновато опустила голову.

– Есть что-то еще, что вы от нас до сего времени утаивали? – спросил Боденштайн. Пия по его резкому тону поняла, что он тоже разгневан. Но в отличие от нее он обладал железным самообладанием, с помощью которого всегда держал под контролем свои эмоции.

– Нет, – прошептала Майке. Ее взгляд был пустым, а на лице было написано отчаяние. – Я… я… Вы этого не понимаете…

– Да, я действительно этого не понимаю, – подтвердил Боденштайн холодно.

– Вы не знаете мою мать! – Неожиданно из ее глаз полились слезы. – Она впадает в бешенство, если кто-то вмешивается в ее расследования. Поэтому я и поехала по этому адресу. Я… я думала, что смогу там что-то выведать и потом рассказать вам…

– Что вы сделали? – Пие показалось, что она ослышалась.

– Это старая крестьянская усадьба со свалкой металлолома, окруженная высоким забором. – Майке Херцманн проглотила слюну. – Я забралась на наблюдательную вышку и хотела только посмотреть, что там. Но эти байкеры меня заметили и натравили на меня бойцовую собаку, которая меня чуть не загрызла. Мне… мне повезло, что там оказался лесник, или кто-то в этом роде, и он ее… застрелил, после этого мне удалось сбежать.

Пия редко теряла дар речи, но сейчас это был тот самый случай.

– Вы скрыли важную информацию, – сказал Боденштайн. – Возможно, из-за этого погиб человек. Что с компьютером вашей матери, в котором вы обнаружили е-мейл? Где он?

– У меня дома, – сказала Майке Херцманн, чуть помедлив.

– Хорошо. Тогда мы едем сейчас к вам домой и забираем его. – Боденштайн слегка хлопнул ладонью руки по поверхности стола и встал. – Ваше поведение будет иметь для вас определенные последствия, фрау Херцманн, это я вам обещаю.

В присутствии Корины Эмма всегда чувствовала себя какой-то ущербной и жалкой. Она сидела за большим столом в столовой, совершенно вспотевшая и аморфная, словно кит на суше. Корина тем временем готовила в открытой кухне, обставленной мебелью из высококачественной стали в стиле хай-тек, для своих четверых сыновей, которые в разное время приходили из школы. Корина с шести часов всегда была на ногах, в первой половине дня работала в офисе, кроме того, занималась семейными проблемами и хозяйством, в то время как Эмма чувствовала себя замотанной даже с одним ребенком. При этом раньше она делала на своей работе самые немыслимые вещи, что-то планировала, организовывала, импровизировала, и все это зачастую в самых тяжелых и самых примитивных условиях. Она в девятнадцать лет уехала из дома и без каких-либо проблем довольно успешно сама устроила свою жизнь.

Что изменилось? Когда она стала считать себя ни на что не способной? Раньше она обеспечивала доставку тонн продуктов и медицинского оборудования в самые отдаленные уголки мира, а сегодня уже одна покупка в супермаркете была для нее проблемой.

В кухне стоял аромат помидоров и базилика, чеснока и жареного мяса, и желудок Эммы болезненно сжался от голода. Параллельно Корина выгружала посуду из посудомоечной машины, рассказывая при этом о последних приготовлениях к грандиозному торжеству, которое состоится в пятницу.

– Я уже заканчиваю, – сказала Корина и улыбнулась. – У тебя ведь есть еще время?

«У меня есть целый день», – подумала Эмма, но не сказала этого вслух, а ограничилась сдержанным кивком. Она молча выслушала повседневные новости, которые Корина рассказывала о своем муже и сыновьях, и неожиданно испытала чувство зависти. Как бы она тоже хотела иметь дом, мужа, который вечерами неожиданно приносил бы суши, поливал сад, устраивал со своими сыновьями различные мероприятия и каждый вечер за бокалом вина вместе с женой обсуждал минувший день! Насколько иной была ее жизнь! Ее единственным жильем была квартира с чужой мебелью в доме свекра и свекрови. Еще у нее был муж, который почти ничего о себе не рассказывал, а перед самым рождением своего второго ребенка оставил ее. А о своем страшном подозрении в том, что он, возможно, сделал с Луизой, она вовсе не хотела думать. Постепенно в ней укоренилось чувство, что она навсегда потеряла Флориана, и в последние дни оно переросло в уверенность. То, что случилось, нельзя было больше изменить.

– Ну, вот. – Корина подсела к Эмме за стол. – О чем ты хотела со мной поговорить?

Эмма собрала все свое мужество.

– Флориан никогда не рассказывал мне, что у него есть сестра-близнец. Никто о ней ничего не говорит.

Улыбка исчезла с лица Корины. Она облокотилась локтями на стол, сложила руки и закрыла ими лицо. Эмма уже подумала, что Корина не ответит ей, так долго она молчала. Но наконец она опустила руки и вздохнула.

– История Михаэлы очень печальна и болезненна для всей семьи Финкбайнер, – сказала она тихо. – Еще маленькой девочкой она страдала психическим заболеванием. В наше время, вероятно, ей можно было бы помочь, но тогда, в семидесятые годы, проблема детской психологии не была еще хорошо изучена, и никто не знал, что у нее расстройство множественной личности. И ее просто считали капризным, лживым ребенком. Поэтому с ней поступали очень несправедливо, но никто не придумал ничего лучшего.

– Это ужасно, – прошептала Эмма растерянно.

– Йозеф и Рената заботились о Михаэле больше, чем о нас, других детях, – продолжала Корина. – Но вся любовь и забота в конечном счете ничего не дали. В двенадцать лет она впервые ушла из дома, ее поймали на магазинной краже. После этого у нее всегда были неприятности с полицией. Йозеф многое улаживал благодаря своим связям, но Михаэла этого не понимала. Она рано начала употреблять алкоголь и наркотики, никто из нас с ней больше не общался. Для Флориана это было особенно тяжело.

Все радостные искорки погасли в глазах Корины, и Эмма пожалела, что затронула эту тему, которая вызвала у Корины такие болезненные воспоминания.

– Почему Флориан никогда мне о ней ничего не рассказывал? – спросила Эмма. – Я бы это поняла. В каждой семье есть паршивая овца.

– Ты должна понять, как это ужасно было для него и как он от этого страдал. Наконец, это было одной из причин, почему он уехал из дома, как только смог, – ответила Корина. – Он все время находился в тени своей сестры, которой всегда уделялось значительно больше внимания, чем ему. Пусть он был прелестным ребенком, прилежным и трудолюбивым, но первенство всегда принадлежало только Михаэле.

– И что с ней стало?

– Она бросила школу, когда ей исполнилось пятнадцать лет, и пошла на панель, чтобы заработать себе на наркотики. Постепенно она осела в этой среде. Йозеф все предпринял, чтобы ее вытащить оттуда, но она не хотела, чтобы ей помогли. После попытки суицида она провела пару лет в закрытой психиатрической клинике. Она не хотела больше встречаться ни с родителями, ни с кем из своих братьев и сестер.