Работу над фильмами Хармони Корина я прежде всегда считал «партизанской», но благодаря участию в ней для меня стали очевидны вещи, которые так крепко держат за горло киноиндустрию. Команда Хармони, сплошь молодые, увлеченные люди, желавшие участвовать в чем-то совершенно новом, в страхе разбежалась, когда однажды за картиной, которую сняли со стены, обнаружилась дюжина тараканов. Сотрудники согласились вернуться к работе, только когда студия привезла для них пластиковые комбинезоны вроде тех, что используют в зоне радиоактивного заражения. Хармони и его оператор, напротив, разделись почти догола и продолжили работу в плавках. Второе, что я заметил: в довольно тесном доме было огромное количество мобильных телефонов и раций. Сотрудники, которые стояли почти рядом, разговаривали по ним друг с другом. Когда после двухминутной отлучки к холодильнику я возвращался с первого этажа в комнату, где проходили съемки, я услышал, что меня вызывают по рации, и сразу со всех приборов эхом понеслось, что я на лестнице, что я в трех ступеньках, что я вернулся на площадку. В любовных сценах на съемках больших картин в Голливуде сегодня непременно присутствует «Intimacy Consultant», «консультант по близости», а семьдесят человек, чье основное занятие – толпиться вокруг съемочной площадки, в это время болтают по рациям.

Позже, в 2007 году, я сыграл у Хармони Корина в фильме «Мистер Одиночество» («Mister Lonely»), съемки проходили на тропическом острове у восточного побережья Панамы. У меня была роль миссионера-фанатика, который вместе с католическими монахинями доставляет на самолете провиант в труднодоступные районы и сбрасывает его бедствующему индейскому населению. Одна из сестер-монахинь при этом по неосторожности выпадает из самолета, однако благополучно выживает, потому что сила веры плавно опускает ее на землю. Остальные сестры следуют ее примеру, желая испытать силу своей веры, а одна из них даже выпрыгивает из люка самолета на велосипеде и, приземлившись, продолжает крутить педали.

Однажды группа снимала какую-то сцену на аэродроме. Моего участия в ней не требовалось, но я был в костюме для роли. Мое внимание привлек один человек, которого я приметил еще за несколько часов до этого. Он стоял за высоким проволочным забором у маленького здания аэропорта в толпе людей, которые ожидали прибытия внутреннего рейса. Это был еще довольно молодой чернокожий парень, очень печальный на вид, в руках он сжимал увядший букет. Я попробовал заговорить с ним, а он спросил, могу ли я исповедовать его, даже не будучи взаправдашним священником, – как-никак, я в сутане. Мне показалось, что это для него очень важно, и я спросил, не хочет ли он исповедаться в своих грехах перед камерой. Идея ему понравилась. Я позвал Хармони и операторскую группу. Спросил у Хармони: «Ты готов?» Ни Хармони, ни я понятия не имели, как все это надо делать. Включили камеру. Я начал исповедовать этого человека. Он признался, что от него сбежала жена с тремя детьми и он вот уже два года ходит на аэродром в надежде, что они вернутся следующим рейсом. Причину побега жены он назвать не решался, и я напомнил ему, что вот здесь и сейчас у него есть возможность облегчить душу перед всем миром. Но он все еще уклонялся от ответа. «Ты предавался разврату с другой женщиной?» – задал я прямой вопрос. И снова в ответ он молчал. Я попытался разгадать его мысли, и вдруг меня осенило: «Сын мой, ты предавался разврату с другими женщинами, и таких женщин было не менее пяти». Он с облегчением вздохнул и признался: «Да, все так и было». Я отпустил ему грехи и благословил. После съемки он сказал мне: пусть это всего лишь фильм, но так вышло гораздо лучше, чем если бы он покаялся священнику в исповедальне.

Случалось, что мой актерский вклад был очень маленьким. Камео мне доставались задолго до фильмов Зака Пенна и Хармони Корина, а именно в двух фильмах Пола Кокса в Австралии в середине восьмидесятых годов. Один из них – «Человек цветов», где я опять-таки играл отвратительного папашу, без которого всем было бы лучше. В 1996 году у меня была маленькая роль в «Пылающем сердце» австрийского режиссера Петера Патцака, но о самом фильме у меня нет никаких воспоминаний, потому что я его так и не посмотрел. Меня частенько спрашивают о двух документальных фильмах Вима Вендерса, в которых я появляюсь, «Комната 666» и «Токио-га», но и эти два фильма я тоже до сих пор не видел. О съемках «Пылающего сердца» у меня осталось одно яркое воспоминание. Моя сцена происходит в конце Второй мировой. Я сижу в погребке с одним генералом. Во время нашего с ним разговора рядом взрывается бомба, и взрыв сотрясает все помещение. Рядом с генералом на стене висит большое зеркало, и оно трескается. Ребята, которые отвечали за спецэффекты, заложили за зеркалом небольшой заряд, и я заинтересовался, как это будет выглядеть прямо посреди фразы моего визави. Поэтому я попросил разрешения сесть почти рядом с камерой, чтобы у моего собеседника сохранялся зрительный контакт со мной. Меня в кадре в этот момент не видно, но разделял нас только стол, и я следил за зеркалом, которое находилось еще на метр в глубине от нас. Но вдруг что-то внутри подсказало мне, что надо отвернуть голову. Раздался взрыв, и сотни мелких осколков, как острые зернышки риса, впились мне в голову. Заряд оказался слишком мощным. Около часа из моей кожи пинцетом вынимали осколки. Глаза удалось сохранить только потому, что я отвернулся.

Моя манера шутить ближе к черному юмору, и в США эту мою склонность уловили раньше, чем где бы то ни было. Поэтому меня не застало врасплох то, что в 2002 году создатель «Симпсонов» Мэтт Грейнинг протянул ко мне свои щупальца и спросил, не хочу ли я сыграть в одной из серий. Сначала я колебался. Я думал, что видел «Симпсонов» где-то в газетах, что это комиксы, но оказалось, что их никогда не издавали на бумаге. Мультфильм по телевизору я тоже никогда не смотрел. Мэтт Грейнинг звонко расхохотался и сказал мне, что «Симпсоны» знамениты на весь мир уже лет двадцать. Он решил, что я его разыгрываю, когда я попросил прислать какую-нибудь из ранних серий на DVD, чтобы я мог посмотреть и понять, насколько «мультяшно» говорят герои. Ему был нужен только мой голос на английском, неискаженный, это само по себе должно было быть достаточно смешно. Прямо он этого не сказал, но я понял, что он имеет в