в четверг. На следующее утро у Хизер начались месячные. Похороны были только во вторник. И за это время мы через многое прошли. У меня не было намерения совершать самоубийство, но я чувствовал, что смерть – это единственный способ все это пережить, потому что это означало бы, что я больше не буду испытывать боль. Но мы понимали, что смерть просто убьет наследие Боди. Кроме того, нам нужно было жить друг для друга».

«В тот понедельник вечером мы не ложились спать допоздна, чтобы написать панегирик, – продолжает Аарон. – И было что-то в том, как мы записывали наши мысли, обсуждали это вместе, думали о том, как нам сохранить нашу историю, потому что в тот момент мы оба решили: мы должны попытаться завести еще одного ребенка. Прямо сейчас».

Хизер забеременела сразу. Через девять месяцев после смерти их девятимесячного сына она родила мальчика. История Боди на этом не закончилась – в его память были запланированы торжества, собраны деньги, в его честь были отремонтированы парки, – но у истории Аарона появилось новое начало. Луч света преломился: все, что он всю свою жизнь пытался удержать вместе, распалось, а затем снова слилось. Его история одержала верх. И в некотором смысле он не был удивлен. Этот опыт каким-то образом соответствовал фрактальной природе его истории. По словам Аарона, форма его жизни – это призма.

Напишите следующую главу

Если трансформация – это восстановление целостности нашего «я» после разрушительного жизненного события, исправление нашей жизненной истории является жемчужиной этого процесса. Это доводит до логического конца искусство завершения вашего нового «я». История – это та часть трансформации, которая связывает воедино все остальные части. Раньше я был таким. Затем я пережил перемены в жизни. Теперь я такой.

В последние годы нам неоднократно напоминают, что истории – это основная психическая единица жизни. Одной из отличительных особенностей человека является наша способность брать, казалось бы, не связанные между собой события и преобразовывать их в связные повествования, которые мы предлагаем для личного и общественного потребления. И с этой способностью мы рождены. Половина нашего мозга задействована в творческой работе, включая превращение нашей жизни в непрерывную хронику, а затем извлечение смысла из этих рассказов. «В повествовании мы мечтаем, – отмечает литературовед и поэт Барбара Харди, – рассказывая истории, витаем в облаках, вспоминаем, ожидаем, надеемся, отчаиваемся, верим, сомневаемся, планируем, пересматриваем, критикуем, придумываем, сплетничаем, учимся, ненавидим и любим».

Конечно, у повествования есть и обратные стороны. Наш разум так отчаянно пытается найти закономерности в мире, что часто мы просто придумываем их. Увидев серию случайных мигающих огней, мы изобретаем убедительные трактовки их посланий, даже когда их вовсе не существует. Наблюдая за спортивными командами и финансовыми рынками, мы создаем аргументированные повествования на основе искусственных понятий, таких как инерция движения или полоса везения, а затем идем ва-банк, делая ставку на эти выдумки.

Я слышал множество отрезвляющих примеров того, как искушают людей опасные рассказы. После того как врачи сказали Пегги Флетчер Стэк, писательнице-религиоведу из Солт-Лейк-Сити, что одна из ее дочерей-близнецов не доживет до двух лет, Пегги пыталась убедить себя, что ребенка никогда не существовало. «Я просто лежала в своей постели и думала: “Ну, я ведь действительно хотела только одного ребенка, поэтому я просто притворюсь, что у меня один ребенок”. Когда я рассказала Майку о своей идее, он сказал: “Ни в коем случае! Камилла всегда будет частью нашей семьи. Мы встретимся с ней на небесах”. Как же он был прав».

Мишель Сваим, страдающая анорексией и одержимая бегом трусцой, та, что поскользнулась на льду, бросила бегать и усыновила 11 детей, годами убеждала себя, что муж поступает с ней несправедливо, потому что его работа – делать ее счастливой. «Однажды я поняла: это же вовсе не его обязанность. Это моя задача. Я начала развиваться и принимать решения, чтобы наконец сделать себя счастливой».

Но плюсы личного повествования намного перевешивают его ловушки. Рассказывание историй позволяет нам брать жизненные события, являющиеся исключительными, непредвиденными или иным образом необычными, и одомашнивать их, превращая в значимые, управляемые главы в постоянно развертывающейся дуге нашей жизни. Этот акт интеграции – величайший дар повествования. Оно дает возможность выразить невыразимое и описать неописуемое. С его помощью мы способны, говоря выразительными словами писательницы Хилари Мантел, оформить авторское право на самого себя.

Я слышал несколько волнующих примеров того, как люди используют личные повествования для исцеления.

В течение многих лет Роки Линн Рэш не спешил рассказывать историю своего происхождения и трудного детства, пока представители звукозаписывающей компании не познакомили его с автором песен с похожей судьбой. «Брошенный родителями, проблемная приемная семья и все такое, – рассказывает Роки. – Мы с ним написали песню под названием That’s Where Songs Come From («Откуда берутся песни»). В ней есть такие слова: “Я не хочу, чтобы меня жалели, я счастливчик: о, разве ты не видишь, вот откуда берутся песни”. Этот опыт стал для меня подлинным катарсическим переживанием».

Мэри-Дениз Робертс в детстве неоднократно подвергалась сексуальному насилию. «Было по крайней мере трое разных взрослых мужчин в трех разных местах, которые постоянно меня лапали», – рассказывает она. Мэри-Дениз пыталась сбежать от своего ужасного прошлого, работая в качестве профессионального миротворца и сотрудника гуманитарной миссии в различных горячих точках по всему миру. Но она полностью вытеснила в подсознание свое кошмарное детство, пока, разведясь и снова выйдя замуж, не присоединилась к писательской группе из Атланты. «Я рассказывала очень подчищенную версию истории своей жизни, используя много жаргонных слов и выражений, – рассказывает она. – И мой учитель постоянно говорил: “Тебе нужно написать о том, о чем ты ни за что не хочешь писать, о самом чудовищном на свете”. В конце концов я села и записала всю историю. И не могла остановиться. Именно в этот момент – довольно неряшливый и не без слез – я поняла, что могу об этом рассказать. Что я должна этим поделиться».

Девон Гудвин, родившийся в Питтсбурге любитель ботаники, который подорвался на самодельном взрывном устройстве в Афганистане, также не хотел рассказывать свою историю, пока однажды мать не заставила его поделиться ею в церкви. «Я думаю, что ключ к выздоровлению лежит в необходимости рассказать свою историю, – говорит он. – В противном случае прошлое будет вас контролировать. Я не говорю, что у меня не бывает плохих дней, но именно в этот день я обрел над своим прошлым контроль, вместо того чтобы оно постоянно надо мной довлело».

Соблюдайте дистанцию

Умение рассказать хорошую личную историю является ключевым моментом в завершении жизненной трансформации, но как именно люди это делают? Есть ли общие качества, которыми обладают преобразующие истории? То, к чему я так внимательно